Сияние женщины

В праздничные мартовские дни, когда все представительницы прекрасной половины человечества принимают поздравления, невольно задумываешься о загадке женщины, о тех ее качествах, которые позволяют называть женщину "настоящей".

Да-да-да, все мы прекрасны, уникальны, неповторимы! Каждая достойна любви и восхищения, каждая может вдохновлять любящее мужское сердце на подвиги и творчество. Правда не каждой достается способный на это герой или художник, но некоторым-то они доставались. Вот только завидовать этим женщинам не стоит, потому как давно известно, что быть музой гения – это тяжелый крест, который под силу немногим.

И еще позволю себе заметить: жены и подруги великих людей в большинстве своем сами были личностями яркими и удивительными, не лишенными талантов и характера. Чаще всего именно это, а не какая-то невероятная внешняя красота, раздутое самомнение или умение виртуозно стрелять глазами является причиной того, что их выдающиеся мужья: а) обратили на них внимание; б) подарили им своё сердце; в) использовали их образы в своем творчестве.

Сегодня вспомним одну из них, прожившую необычную, непростую жизнь.

«Ты мне дала столько радости, смеха, нежности и даже поводов иначе относиться к жизни, чем было у меня раньше, что я стою, как в цветах и волнах, а над головой птичья стая. На сердце у меня весело и светло».

Так сказал ей муж. И, заметьте, не через неделю после свадьбы. 

Ах, как все женщины мечтают услышать подобное признание!

Попробуйте сейчас представить мужчину, который сказал эти красивые слова.

А теперь посмотрим на его реальный образ…  

Боюсь, что в первую минуту многие будут несколько разочарованы, увидев мрачноватого человека, а не сказочного принца на белом коне.

Узнаёте?

А. С. Грин. 1910 г.

Это тот, кто давно стал любимцем всех истинных романтиков, – русский писатель Александр Степанович Грин (настоящая фамилия – Гриневский).  Именно о его творчестве Даниил Гранин сказал: «Когда дни начинают пылиться и краски блекнуть, я беру Грина. Я раскрываю его на любой странице. Так весной протирают окна в доме. Все становится светлым, ярким, всё снова таинственно волнует, как в детстве».

А жену писателя звали Нина Николаевна Грин (в девичестве Миронова).

«Вся моя жизнь в моих книгах, пусть там потомки и ищут ответа», – как-то однажды написал А. С. Грин. Черты жены тоже «там» есть, они угадываются в очаровательных героинях произведений, принадлежащих его перу. К примеру, в Ассоли. Роман «Алые паруса», к тому же, начинается со слов, на которые, подозреваю, не все обращают внимание: «Нине Николаевне Грин подносит и посвящает Автор. 22 ноября 1922 г., Ленинград». 

Первое издание. 1923 г.

Познакомились они в начале 1918 года. Нине тогда исполнилось 23 года. Она уже успела побывать замужем (стала вдовой, потеряв мужа на войне), работала в газете «Петроградское эхо», где Грин бывал как сотрудничающий с изданием автор.

Александру – 37 (любопытно, что отец писателя – польский шляхтич Стефан Гриневский – тоже был старше его матери на 14 лет).

«Он мне сначала показался похожим на католического патера длинный, худой, в узком черном с поднятым воротником пальто, в высокой черной меховой шапке, с очень бледным, тоже узким лицом и узким, как мне тогда показалось, извилистым носом. (…) Глаза его имели чистое, серьезное и твердое выражение, а когда задумывался, становились, как мягкий коричневый бархат. И никогда ничего хитрого или двусмысленного во взгляде» (Н. Н. Грин. Из записок об А. С. Грине).

Александр Степанович к тому моменту прошел длинный путь, постепенно, не сразу приведший его к литературному труду. «Я был матросом, грузчиком, актёром, переписывал роли для театра, работал на золотых приисках, на доменном заводе, на торфяных болотах, на рыбных промыслах; был дровосеком, босяком, писцом в канцелярии, охотником, революционером, ссыльным, матросом на барже, солдатом, землекопом…»

Попробовал он и семейной жизни, но первая жена ушла от него, не выдержав сложный характер супруга (хотя дружба между ними продолжалась еще много лет). Грин с самого детства успел пережить столько боли и невзгод, столько разочарований и потерь, что можно было бы посчитать его несчастливцем и неудачником или искренне удивиться, как ему удалось не зачерстветь душой, или вообще не превратиться в преступника.

Сразу после знакомства чуда не случилось: каждый по-прежнему жил своей жизнью вдали от другого. Их время еще не пришло.

«Необходимо было каждому из нас отмучиться отдельно, чтобы острее почувствовать одиночество и усталость».

Вновь увиделись они лишь через три года – в январе 1921-го. Нина – медсестра с нищенским уровнем доходов. Грин – писатель, которого то печатают, то почти не печатают, потому и его богачом не назовешь. Они столкнулись случайно (тут неизбежен вопрос: а случайно ли?) на Невском проспекте Петрограда. Тогда-то и настала пора двум «одиноким и усталым» «Я» превратится в неразрушимое «Мы». Весной того же года они поженились и одиннадцать отпущенных им лет были невероятно счастливы.

Но сказать, что в их совместной жизни царили тишь и гладь, значит погрешить против правды. Это ведь только в сказке после свадьбы повествование завершается, а читателю ясно дают понять, что дальше у главных героев всё шло, если уж не идеально, то отлично.

У семейной пары по фамилии Грин случались порой такие трудности, что ни в сказке сказать.

К примеру, много бед приносила одна из слабостей писателя, присущая многим нашим соотечественникам… Да, Александр Степанович пил. Думаете, его жене это было безразлично? Думаете, она считала это его состояние нормальным?

Нет, нет и еще раз нет! Но в труднейшей для женского самолюбия ситуации Нина Николаевна вела себя самым достойным образом.

«Был случай, они обедали в одной известной семье. Грин не ограничил себя в спиртном. Хозяйка после выказала Нине Николаевне удивление:

 — На вашем лице не было никаких следов волнения...

 — Чего же мне волноваться?

 — Но Александр Степанович был прямо неприличен, совсем пьян. Мы так волновались.

 — Вы, приглашая нас, знали, что Александр Степанович пьет; обед был с вином, следовательно, выпивший Александр Степанович — последствие законное. Вы же, видимо, смотрели на это, как на опасное и любопытное зрелище, и оно было бы еще пикантнее, если бы с другого конца стола к Александру Степановичу стала бы испуганно взывать взволнованная жена: «Саша, не пей, тебе вредно. Пойдем домой!» — и из глаз ручьем бы лились слезы. Для меня у вас за обедом Александр Степанович не был пьян, а потому и волноваться мне было нечего. Мне у вас было интересно и занимательно» (из статьи М. Иванченко «Нина Грин — «фея волшебного ситечка»)

Как не восхититься силой, мудростью, юмором этой женщины!

А самое главное – как не заметить любовь к мужу, верность ему, как говорится, «и в горе, и в радости, и в богатстве, и в бедности…». Кстати, чем-чем, а бедностью судьба их испытала сполна.

Как мы уже заметили, Александр Грин переживал на своем творческом пути и взлеты, и падения. Не всегда приходился он ко двору властям со своими политическими воззрениями, со своим «нереволюционным» творчеством. Потому денег в семье зачастую почти не было. Когда его в очередной раз стали печатать (на заре 1920-х вышли рассказы, роман «Блистающий мир»), средства появились, и семья в 1924 году переехала из Питера в Феодосию, подальше от вредных компаний, поближе к природе и покою.

Именно в этом южном городе были написаны главные книги Грина: «Золотая цепь» (1925), «Бегущая по волнам» (1926) и др. Над «Бегущей…» автор работал полтора года, но вновь начались запреты, полное игнорирование его издателями, Союзом писателей. 

Любому человеку тяжело переносить собственную ненужность. Творческому – в разы труднее. Александр Степанович много испытаний выдержал в своей жизни, но не перенёс этого отторжения себя как художника. Его здоровье, и без того сильно подорванное, дало серьезнейший сбой. Грин умер в июле 1932 года от рака.

Нина Николаевна осталась одна… Но она поставила перед собой важную цель и пошла к ее осуществлению. Успех был совсем близок: вдова получила разрешение к 10-летию со дня смерти Александра Степановича создать в их домике музей. Начавшаяся Великая Отечественная война не только разрушила эти планы, но перевернула её прежнюю жизнь, открыв в ней самые страшные, трагические страницы.

В Крым вошли немцы. Вдова писателя была вынуждена жить и работать в условиях вражеской оккупации, потому что на её плечи легла и забота о потерявшей рассудок матери, и страх за неё, потому что фашисты обычно расстреливали душевнобольных людей. Нина Грин устроилась корректором в типографию, где ей пришлось работать «на врага». Эти события и сыграли роковую роль.

Из протокола допроса от 2.11.1945 г.: «Виновной себя признаю в том, что я добровольно поступила на службу к оккупационным властям на должность редактора «Официального бюллетеня Старо-крымского района» ... В редактируемый мною бюллетень помещались и перепечатывались статьи из газеты «Голос Крыма» с гнусной клеветой по отношению к Советской власти и пораженческими взглядами в отношении Красной Армии в войне с фашистской Германией».

В конце войны над ней нависла реальная угроза гибели от рук соотечественников-освободителей. «В январе 1944 года я уехала из Старого Крыма, напуганная разговорами о том, что наши расстреливали всех, кто работал на оккупированной территории» (из объяснительной записки Н. Грин 23.08.1965 г.). 

Путь лежал в Одессу, к друзьям. Она хотела спрятаться. Но вместо Одессы попала… в Германию. Не по своей воле.

«Дальнейшее же мое путешествие в Германию было не добровольным, а принудительным: в Одессе прямо с парохода меня и других снял отряд немецких солдат, привели в большой дом, где помещалось несколько сот человек... Через несколько дней всех нас отправили на машинах на вокзал».

После множества приключений на чужбине она попала в репатриационный лагерь и попросилась в Советский Союз. Сердце настойчиво звало ее домой, хотя возвращение не сулило ничего хорошего, и она это вполне осознавала. Статус вдовы известного писателя не был достаточным основанием, оправдывающим её в глазах советских людей, не служивших захватчикам и, тем более, компетентных органов.

В октябре 1945 года Нина Грин вернулась в Старый Крым и в тот же день сама отправилась в органы государственной безопасности. «Я пришла арестовываться». Звучит почти по-детски. Но за этими словами и поступком – удивительная твёрдость и мужество.

Ей предстояло выдержать десять лет лагерей.

Одна из солагерниц Нины Грин – Ольга Белоусова (Возовик) свидетельствовала о 50-летней на тот момент женщине: «Знаете, в ней были какие-то врожденные изящество и грациозность. Вот она ляжет спать на лагерные нары, но ляжет так, что будешь любоваться. В ней все было красиво. Даже омерзительную лагерную баланду она умела есть так, словно это было изысканное кушанье. Глядя на нее, я думала, что можно оставаться Ассолью и в самых трудных обстоятельствах. Но для этого надо очень крепко любить и верить.

Даже после смерти Грина Нина Николаевна продолжала безумно любить своего мужа. В изголовье лагерных нар она поставила его фотографию, чудом уцелевшую после бесчисленных обысков, и каждый день старалась положить рядом с ней то зеленый листок, то травинку, то красивый кусочек ткани – цветы в лагерях не росли...».

Что было потом?

Через десять лет, в сентябре 1955 года, Нина Николаевна освободилась по амнистии, приехала в Крым и обнаружила в доме, где давно уже хотела создать музей писателя-романтика, великого «рыцаря мечты» Александра Грина… курятник первого секретаря райкома партии.

Думаете старая, больная женщина поплакала-повздыхала, смирилась, села на лавочку у подъезда и стала тихо грызть семечки? Куда ей, зэчке, да супротив такого важного гражданина!

Как бы не так!

Из каких глубин она вытащила силы судиться с местными властями за право вернуть тот домик, где на ее руках много лет назад умер любимый муж, наследие которого она считала долгом сохранять и нести людям? Откуда они взялись, эти силы, если свое тогдашнее состояние она определяла так: «Всё в душе — как куча разорванных окровавленных тряпок». И немудрено, ведь в своей борьбе с этой женщиной, секретарь райкома не гнушался привлекать общественность, разносить клеветнические слухи о том, что будто бы Нина Грин бросила умирающего мужа в одиночестве, что в своих связях с фашистами предавала советских людей, что в домике хочет организовать что-то вроде шпионской явки. Нельзя сказать, что у сплетен этих совсем уж не было благодарной аудитории. Нельзя не вспомнить, что у себя за спиной вдова Александра Грина слышала слово «фашистка»… Что творилось в ее измученном сердце? На это вам дадут ответ такие диагнозы Нины Николаевны как стенокардия и инсульт.

Но маленькая женщина не сломалась, потому что научилась не бояться, потому что поставленная цель помогала ей выжить в лагере, и она хорошо знала, во имя чего терпела и терпит муки. Могла ли отступить перед кем бы то ни было? Не могла. Не имела права. Потому и победила в конце концов.

В 1960 году, к 80-летнему юбилею писателя музей был открыт, а Нина Грин стала его первым экскурсоводом. 

В том же году случилось еще событие, тоже очень важное. Она вдруг вспомнила давнюю историю, когда в 1943 году, в канун годовщины Октябрьской революции, партизаны убили в Старом Крыму немецкого офицера. Незамедлительно в заложниках оказалось 13 человек, которым грозил расстрел. Среди арестованных был и тот человек, который после войны обвинял Н. Грин в предательстве. А тогда, в 1943-ем, его жена бросилась в типографию и слёзно просила Нину спасти её мужа.

Из объяснительной записки Н. Н. Грин от 23.08.1965 г.: «Со списком арестованных я обратилась к городскому голове Арцишевскому с просьбой о том, чтобы он за них поручился. Арцишевский поручился за 10 человек, а троих отметил как подозрительных по связям с партизанами. Со мной отправил список в комендатуру. Переводчица Мацуева...  должна была перепечатать список. При этом она включила в список и этих трех человек, которых вычеркнул комендант».

Так, рискуя жизнью, Нина способствовала тому, что 13 заложников не расстреляли, а только направили в трудовые лагеря.

Эти показания Н. Грин начали получать множество подтверждений со стороны допрошенных по делу свидетелей. К сожалению, полностью реабилитирована она была лишь в 1997 году, т. е. через 27 лет после смерти. «Из имеющихся в материалах дела фактических данных усматривается, что Грин Н. Н. в период Великой Отечественной войны не принимала участия в карательных акциях против мирного населения, не занималась предательством и не оказывала в этом пособничества... Таким образом, Грин Н. Н. не совершила действий, предусматривающих ответственность за измену Родине» (из заключения Прокуратуры Автономной Республики Крым).

Из статьи В. Алейникова «Саю ваю»:

…Шёл я, чтобы увидеться с Ниной Николаевной Грин, светлейшей, изумительной женщиной, старой, побывавшей во время войны в концлагерях немецких, ну а после войны – отбывавшей срок в советских уже лагерях, после всех испытаний этих, на свободе, вдосталь намаявшейся, но сумевшей в невзгодах выстоять, сохранить благородство, достоинство, гордость, верность Грину, который для неё был всем, и, отважно и упрямо сражаясь с косностью всех властей, превратить старокрымский белый домик, в котором Грин жил недолго и умер, в музей. (…)

Я открыл калитку, вошёл, распалённый с дороги, во двор и направился к белому домику, что светился сквозь зелень листвы в глубине двора, но казалось – высоко, далеко, впереди. А из домика – шла мне навстречу, в светлом платье, с ковыльными, белыми волосами, с глазами, полными лучезарного света, с лицом то ли мученицы, то ли феи, то ли гриновской Фрези Грант, вся – сияние белое, Нина Николаевна Грин. И беседа наша шла среди пения птиц, монотонного шелеста листьев, бликов солнечных, редких порывов полусонного ветерка, отраженья зеркального в стёклах приоткрытых окон, двора с пестротою цветов, деревьев, неба синего, нас обоих, зазеркалья, далёкого моря, близких гор, страниц незабвенных и любимых гриновских книг. И сказала мне грустно Нина Николаевна: «Грин для меня самым близким был человеком». Я молчал. И смотрел на неё. Сквозь её седину, сквозь усталость, сквозь смирение, сквозь надежду на хорошее, там, в грядущем, проступала, нет, высветлялась суть её, сокровенная, тайная, и какая-то нежная музыка в ней звучала, и я представлял их, супругов, вдвоём идущих, принаряженных, чинных, вдоль моря в Феодосии, или здесь, в пору трудную, в Старом Крыму, где соседи порой писателю вдруг дарили щепотки чая, потому что, старый чаёвник, он работал всегда, поставив на столе два стакана чая, и курил, и никто тогда не тревожил его, и он жил, как прежде, в мире своём, создавая новые вещи, за которыми различал он, да и я различал всё время, в ходе нашей беседы, свечение благодатное и целебное, доброту, любовь, и внимание, и отзывчивость, и понимание, и терпение, и надежду, всё, что было в сердце, в душе и в судьбе тяжелейшей Нины Николаевны. Нет, не хочу говорить. Помолчу, пожалуй. Посмотрю на неё, подольше. И такой — навсегда запомню. Для сияния — даже речь не нужна иногда. Сияние — это вечность, сквозь расстояние от земли до небес, влияние звёзд на путь юдольный, слияние судеб двух, негаснущих свеч.

…И когда, через годы, Нина Николаевна умерла, то супруги Верхманы, киевские, оказалось, отважные люди, раскопали её могилу, где лежала она, вдали от могилы мужа, поскольку не позволили местные власти хоронить её рядом с мужем, и холодной зимнею ночью гроб её извлекли — и тайно (ведь при жизни дали ей слово сделать это) похоронили, как хотела она, рядом с Грином.

 А сиянию — ни увяданья, ни забвенья, ни смерти нет. Вот оно, перед вами, сияние — на страницах гриновских книг…

На этом и закончим мы рассказ об истории жизни и любви замечательного русского писателя и его удивительной верной подруги.

А уж, коли на дворе праздник, желаю вам, дорогие женщины, любить, быть любимыми, верить в добро, делать его и всегда стремиться к лучшему, несмотря ни на что!

И спасибо всем, кто дочитал до конца!

С уважением,

ваша Агния

Список литературы

Алейников, В. Саю ваю / В. Алейников // Сибирские огни. – 2013. – №9. – С. 151-161. – Продолж. Начало в №№ 7, 8.

Дом-музей Александра Грина в г. Кирове [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://muzey43.ru/branches/muzej-grina/

Романтический мир Гринландии [Электронный ресурс] : Феодосийский литературно-мемориальный музей А. С. Грина. – Режим доступа: http://grinworld.org/

Скарлыгина, Е. [Рецензия] //Новое литературное обозрение. – 2006. – № 78. – (Новые книги). – Рец. на кн.: Грин, Н. Н. Воспоминания об Александре Грине. Мемуарные очерки. Дневниковые записи. Письма / сост., подгот. текста, коммент. Н. Яловой, Л. Варламовой, С. Колотуповой. — Феодосия ; Москва : Издательский дом «Коктебель», 2005. – 400 с. – (Образы былого. Вып. 4).