"В нежных звуках жизнь": музыкально-литературное путешествие в Международный день музыки

1 октября – Международный день музыки мы уже вместе с вами отмечали (знакомились с великолепным искусством виртуоза Алексея Архиповского и с классическим кроссовером).

В 2015 году, провозглашенном Годом литературы, предлагаю вспомнить, что литература всегда была крепко связана с музыкой. Не поддается даже приблизительному подсчету, сколько раз писатели, поэты и драматурги создавали свои шедевры под впечатлением от великих музыкальных произведений или личностей музыкантов, тем более в скольких реальные и выдуманные музыканты являются действующими лицами.

Одним словом тема неисчерпаема…

Но сегодня предлагаю музыкальное путешествие совершить по тем литературным страницам, на которых звучали известные музыкальные произведения. Заодно и послушаем их, чтобы полностью ощутить авторский замысел. А небольшой список литературы по теме ждет вас в конце поста.

Начнем с зарядки с бодрящей британской музыки, о которой (недавний юбиляр этого года) Александр Иванович Куприн написал в своем рассказе «Гамбринус». Итак, читаем, слушаем, представляем…

Коренастый боцман с серьгой в ухе и с бородой, растущей, точно бахрома, из шеи, подходил к Сашке с двумя кружками пива, широко улыбался, хлопал его дружелюбно по спине и просил сыграть джигу. При первых же звуках этого залихватского морского танца англичане вскакивали и расчищали место, отодвигая к стенам бочонки. Посторонних просили об этом жестами, с веселыми улыбками, но если кто не торопился, с тем не церемонились, а прямо вышибали из-под него сидение хорошим ударом ноги. К этому, однако, прибегали редко, потому что в Гамбринусе все были ценителями танцев и в особенности любили английскую джигу. Даже сам Сашка, не переставая играть, становился на стул, чтобы лучше видеть.

Джига.

Рис. из книги 

"Девятидневное чудо Кемпа"(1600)

Матросы делали круг и в такт быстрому танцу били в ладоши, а двое выступали в середку. Танец изображал жизнь матроса во время плавания. Судно готово к отходу, погода чудесная, все в порядке. У танцоров руки скрещены на груди, головы откинуты назад, тело спокойно, хотя ноги выбивают бешеную дробь. Но вот поднялся ветерок, начинается небольшая качка. Для моряка — это одно веселье, только колена танца становятся все сложнее и замысловатее. Задул и свежий ветер – ходить по палубе уже не так удобно, — танцоров слегка покачивает с боку на бок. Наконец вот и настоящая буря — матроса швыряет от борта к борту, дело становится серьезным. «Все наверх, убирать паруса!» По движениям танцоров до смешного понятно, как они карабкаются руками и ногами на ванты, тянут паруса и крепят шкоты, между тем как буря все сильнее раскачивает судно. «Стой, человек за бортом!» Спускают шлюпку. Танцоры, опустив вниз головы, напружив мощные голые шеи, гребут частыми взмахами, то сгибая, то распрямляя спины. Буря, однако, проходит, мало-помалу утихает качка, проясняется небо, и вот уже судно опять плавно бежит с попутным ветром, и опять танцоры с неподвижными телами, со скрещенными руками отделывают ногами веселую частую джигу.

(Куприн А. И. Гамбринус).

В произведениях А. Куприна звучит много музыки, но один из наиболее известных случаев – использование Largo appassionato (второй части «Сонаты для фортепиано № 2») Л. ван Бетховена в повести «Гранатовый браслет».

– Пани, я вижу, что вы не как все другие, не из любопытства только. Покойный пан Желтков перед смертью сказал мне: «Если случится, что я умру и придет поглядеть на меня какая-нибудь дама, то скажите ей, что у Бетховена самое лучшее произведение...» – он даже нарочно записал мне это. Вот поглядите...
– Покажите, – сказала Вера Николаевна и вдруг заплакала. – Извините меня, это впечатление смерти так тяжело, что я не могу удержаться.
И она прочла слова, написанные знакомым почерком: «L. van Beethoven. Son. № 2, op. 2. Largo Appassionato».

Кадр из х/ф Гранатовый браслет" (СССР, 1964)
В роли Веры Шеиной - А. Шенгелая

Вера Николаевна вернулась домой поздно вечером и была рада, что не застала дома ни мужа, ни брата.
Зато ее дожидалась пианистка Женни Рейтер, и, взволнованная тем, что она видела и слышала, Вера кинулась к ней и, целуя ее прекрасные большие руки, закричала:
– Женни, милая, прошу тебя, сыграй для меня что-нибудь, – и сейчас же вышла из комнаты в цветник и села на скамейку.
Она почти ни одной секунды не сомневалась в том, что Женни сыграет то самое место из Второй сонаты, о котором просил этот мертвец с смешной фамилией Желтков.
Так оно и было. Она узнала с первых аккордов это исключительное, единственное по глубине произведение. И душа ее как будто бы раздвоилась. Она единовременно думала о том, что мимо нее прошла большая любовь, которая повторяется только один раз в тысячу лет. Вспомнила слова генерала Аносова и спросила себя: почему этот человек заставил ее слушать именно это бетховенское произведение, и еще против ее желания? И в уме ее слагались слова. Они так совпадали в ее мысли с музыкой, что это были как будто бы куплеты, которые кончались словами: «Да святится имя Твое».

«Вот сейчас я вам покажу в нежных звуках жизнь, которая покорно и радостно обрекла себя на мучения, страдания и смерть. Ни жалобы, ни упрека, ни боли самолюбия я не знал. Я перед тобою – одна молитва: ″Да святится имя Твое″.
Да, я предвижу страдание, кровь и смерть. И думаю, что трудно расстаться телу с душой, но, Прекрасная, хвала тебе, страстная хвала и тихая любовь. ″Да святится имя Твое″.
Вспоминаю каждый твой шаг, улыбку, взгляд, звук твоей походки. Сладкой грустью, тихой, прекрасной грустью обвеяны мои последние воспоминания. Но я не причиню тебе горя. Я ухожу один, молча, так угодно было богу и судьбе. ″Да святится имя Твое″.
В предсмертный печальный час я молюсь только тебе. Жизнь могла бы быть прекрасной и для меня. Не ропщи, бедное сердце, не ропщи. В душе я призываю смерть, но в сердце полон хвалы тебе: ″Да святится имя Твое″.
Ты, ты и люди, которые окружали тебя, все вы не знаете, как ты была прекрасна. Бьют часы. Время. И, умирая, я в скорбный час расставания с жизнью все-таки пою – слава Тебе.
Вот она идет, все усмиряющая смерть, а я говорю – слава Тебе!..»
Княгиня Вера обняла ствол акации, прижалась к нему и плакала. Дерево мягко сотрясалось. Налетел легкий ветер и, точно сочувствуя ей, зашелестел листьями. Острее запахли звезды табака... И в это время удивительная музыка, будто бы подчиняясь ее горю, продолжала:
«Успокойся, дорогая, успокойся, успокойся. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Ты ведь моя единая и последняя любовь. Успокойся, я с тобой. Подумай обо мне, и я буду с тобой, потому что мы с тобой любили друг друга только одно мгновение, но навеки. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Помнишь? Вот я чувствую твои слезы. Успокойся. Мне спать так сладко, сладко, сладко».

(Куприн А. И. Гранатовый браслет).

Сейчас вновь зазвучит Бетховен, вновь он будет сопровождать человеческую драму (на этот раз несколько иного свойства), описанную в повести Льва Николаевича Толстого «Крейцерова соната». Как обычно бывает у великого русского классика, высказанная здесь мысль гораздо шире, чем просто упоминание конкретной сонаты…

Обед был как обед, скучный, притворный. Довольно рано началась музыка. Ах, как я помню все подробности этого вечера; помню, как он принес скрипку, отпер ящик, снял вышитую ему дамой покрышку, достал и стал строить. Помню, как жена села с притворно-равнодушным видом, под которым я видел, что она скрывала большую робость – робость преимущественно перед своим умением, – с притворным видом села за рояль, и начались обычные la на фортепиано, пиччикато скрипки, установка нот. Помню потом, как они взглянули друг на друга, оглянулись на усаживающихся и потом сказали что-то друг другу, и началось. Он взял первый аккорд. У него сделалось серьезное, строгое, симпатичное лицо, и, прислушиваясь к своим звукам, он осторожными пальцами дернул по струнам, и рояль ответил ему. И началось...

Рене Франсуа Ксавье Прине.

Крейцерова соната (1901)

Он остановился и несколько раз сряду произвел свои звуки. Хотел начать говорить, но засопел носом и опять остановился.

– Они играли Крейцерову сонату Бетховена. Знаете ли вы первое престо? Знаете?! – вскрикнул он. – У!.. Страшная вещь эта соната. Именно эта часть. И вообще страшная вещь музыка. Что это такое? Я не понимаю. Что такое музыка? Что она делает? И зачем она делает то, что она делает? Говорят, музыка действует возвышающим душу образом, – вздор, неправда! Она действует, страшно действует, я говорю про себя, но вовсе не возвышающим душу образом. Она действует ни возвышающим, ни принижающим душу образом, а раздражающим душу образом. Как вам сказать? Музыка заставляет меня забывать себя, мое истинное положение, она переносит меня в какое-то другое, не свое положение: мне под влиянием музыки кажется, что я чувствую то, чего я, собственно, не чувствую, что я понимаю то, чего не понимаю, что могу то, чего не могу. Я объясняю это тем, что музыка действует, как зевота, как смех: мне спать не хочется, но я зеваю, глядя на зевающего, смеяться не о чем, но я смеюсь, слыша смеющегося.

Она, музыка, сразу, непосредственно переносит меня в то душевное состояние, в котором находился тот, кто писал музыку. Я сливаюсь с ним душою и вместе с ним переношусь из одного состояния в другое, но зачем я это делаю, я не знаю.

(Толстой Л. Н. Крейцерова соната)

Одним из самых «музыкальных» писателей по праву считается и Иван Сергеевич Тургенев. В его романах, повестях и рассказах герои поют и музицируют довольно часто. Интересно, что иногда писатель, упоминая названия абсолютно серьезных и даже драматических по содержанию музыкальных произведений, добивается при этом комического эффекта.

Зажился наш Андрей Иваныч у тетушки: даровой хлеб, видно, по вкусу пришелся. На гостей нагонял он тоску смертельную. Сядет, бывало, за фортопьяны (у Татьяны Борисовны и фортопьяны водились) и начнет одним пальцем отыскивать «Тройку удалую»; аккорды берет, стучит по клавишам; по целым часам мучительно завывает романсы Варламова: «У-единенная сосна» или: «Нет, доктор, нет, не приходи», а у самого глаза заплыли жиром и щеки лоснятся, как барабан... А то вдруг грянет: «Уймитесь, волнения страсти»... Татьяна Борисовна так и вздрогнет.

(Тургенев И. С. Записки охотника.

Татьяна Борисовна и ее племянник)

А теперь (не дрогнув) послушаем, как романс «Сомнение» (муз. М. Глинки, сл. Н. Кукольника) исполнял сам Федор Шаляпин.

В «Записках охотника» есть и другой рассказ – «Певцы», который как раз и посвящен музыкальному, певческому искусству. Перед нами предстает простой, на первый взгляд, человек, но отмеченный печатью высокого таланта.

Кустодиев Б. М. Иллюстрация к рассказу "Певцы"

Он глубоко вздохнул и запел... Первый звук его голоса был слаб и неровен и, казалось, не выходил из его груди, но принесся откуда-то издалека, словно залетел случайно в комнату. Странно подействовал этот трепещущий, звенящий звук на всех нас; мы взглянули друг на друга, а жена Николая Иваныча так и выпрямилась. За этим первым звуком последовал другой, более твердый и протяжный, но всё еще видимо дрожащий, как струна, когда, внезапно прозвенев под сильным пальцем, она колеблется последним, быстро замирающим колебаньем, за вторым — третий, и, понемногу разгорячаясь и расширяясь, полилась заунывная песня. «Не одна во поле дороженька пролегала», – пел он, и всем нам сладко становилось и жутко. Я, признаюсь, редко слыхивал подобный голос: он был слегка разбит и звенел, как надтреснутый; он даже сначала отзывался чем-то болезненным; но в нем была и неподдельная глубокая страсть, и молодость, и сила, и сладость, и какая-то увлекательно-беспечная, грустная скорбь. Русская, правдивая, горячая душа звучала и дышала в нем и так и хватала вас за сердце, хватала прямо за его русские струны.

(Тургенев И. С. Записки охотника. Певцы)

Антону Павловичу Чехову тоже не откажешь в любви к музыке. Сегодня упомянем лишь микроскопически малую часть музыкальных жемчужин, щедро рассыпанных на страницах его произведений.

К примеру, в рассказе «Забыл!» главный герой безуспешно пытается вспомнить название музыкальной пьесы, ноты которой ему поручила купить дочь. Последствия забывчивости грозят обернуться скандалом…

Гауптвахтов отворил осторожно дверь, вышел на улицу и, прошедши пять шагов, надел шляпу.

Он ругнул свою память и задумался...

Задумался он о том, как приедет он домой, как выскочат к нему навстречу жена, дочь, детишки... Жена осмотрит покупки, ругнет его, назовет каким-нибудь животным, ослом или быком... Детишки набросятся на сладости и начнут с остервенением портить свои уже попорченные желудки... Выйдет навстречу Надя в голубом платье с розовым галстухом и спросит: «Купил ноты?» Услышавши «нет», она ругнет своего старого отца, запрется в свою комнатку, разревется и не выйдет обедать... Потом выйдет из своей комнаты и, заплаканная, убитая горем, сядет за рояль... Сыграет сначала что-нибудь жалостное, пропоет что-нибудь, глотая слезы... Под вечер Надя станет веселей, и наконец, глубоко и в последний раз вздохнувши, она сыграет это любимое: то-то-ти-то-то...

Гауптвахтов треснул себя по лбу и, как сумасшедший, побежал обратно к магазину.

– То-то-ти-то-то, огого! – заголосил он, вбежав в магазин. – Вспомнил!! Вот самое! То-то-ти-то-то!

– Ах... Ну, теперь понятно. Это рапсодия Листа, номер второй... Hongroise... 3

– Да, да, да... Лист, Лист! Побей меня бог, Лист! Номер второй! Да, да, да... Голубчик! Оно самое и есть! Родненький!

(Чехов А. П. Забыл!)

Юная героиня рассказа «После театра», хотя и не поет, но деловито примеривает на себя образ Татьяны Лариной.

Надя Зеленина, вернувшись с мамой из театра, где давали «Евгения Онегина», и придя к себе в комнату, быстро сбросила платье, распустила косу и в одной юбке и в белой кофточке поскорее села за стол, чтобы написать такое письмо, как Татьяна.

«Я люблю вас, – написала она, – но вы меня не любите, не любите!»

Написала и засмеялась.

Ей было только шестнадцать лет, и она еще никого не любила. Она знала, что ее любят офицер Горный и студент Груздев, но теперь, после оперы, ей хотелось сомневаться в их любви. Быть нелюбимой и несчастной – как это интересно!

В своей необычной, почти мистической повести «Черный монах» А. П. Чехов упоминает музыкальное произведение, наполненное для героя таинственностью.

Однажды после вечернего чая он сидел на балконе и читал. В гостиной в это время Таня – сопрано, одна из барышень – контральто и молодой человек на скрипке разучивали известную серенаду Брага. Коврин вслушивался в слова – они были русские – и никак не мог понять их смысла. Наконец, оставив книгу и вслушавшись внимательно, он понял: девушка, больная воображением, слышала ночью в саду какие-то таинственные звуки, до такой степени прекрасные и странные, что должна была признать их гармонией священной, которая нам, смертным, непонятна и потому обратно улетает в небеса.

В.А. Моцарт (1790). Худ. И. Г. Эдлингер
(возможно, последний
прижизненный портрет композитора)

Если уж продолжать тему необычности, то история создания «Реквиема» В. А. Моцарта вряд ли в этом уступит пальму первенства. Мы, как правило, узнаём ее из версии, предложенной Александром Сергеевичем Пушкиным в его «маленькой трагедии» «Моцарт и Сальери». Говорят, что в реальности таинственный незнакомец, заказавший композитору «Реквием», был вовсе не посланцем неких потусторонних сил, а лишь посланцем одного графа, похоронившего супругу и желавшего таким образом почтить ее память. Но в случаях с гениями, видимо, ничего нельзя объяснять так просто…

Послушаем одну из самых известных и «сильнодействующих» частей «Реквиема» – «Lacrimosa».

Моцарт (бросает салфетку на стол)

Довольно, сыт я. (Идет к фортепиано.)

                                Слушай же, Сальери,

Мой Requiem. (Играет.)

                        Ты плачешь?

(Пушкин А. С. Маленькие трагедии. Моцарт и Сальери)

После такого красивого исполнения рискую вызвать недовольство, выводя на сцену нашего литературно-музыкального «концерта» певца без слуха и голоса, но…

– «От Севильи до Гренады... в тихом сумраке ночей», – запел над ним рассеянный и фальшивый голос.

Пес удивился, совсем открыл оба глаза и в двух шагах увидал мужскую ногу на белом табурете. Штанина и кальсоны на ней были подвернуты, и голая желтая голень вымазана засохшей кровью и йодом.

«Угодники! – подумал пес. – Это, стало быть, я его кусанул, моя работа. Ну, будут драть!»

– «Р-раздаются серенады, раздается стук мечей!..» Ты зачем, бродяга, доктора укусил? А? Зачем стекло разбил? А?..

– У-у-у-у, – жалобно заскулил пес.

– Ну, ладно. Опомнился – и лежи, болван.

– Как это вам удалось, Филипп Филиппович, подманить такого нервного пса? – спросил приятный мужской голос, и триковые кальсоны откатились книзу. Запахло табаком, и в шкафу зазвенели склянки.

(Булгаков М. А. Собачье сердце)

Исправить положение сможет лишь одно: слушайте, как эту «Серенаду Дон Жуана» Петра Ильича Чайковского исполнит мастер.

Однако непрофессиональные литературные певцы способны вызывать не только насмешки, но и настоящее восхищение. К примеру, в романе Ивана Александровича Гончарова «Обломов» одна из героинь – Ольга Ильинская – обладала несомненным певческим дарованием, очаровывая своих слушателей. В ее репертуаре была и каватина Нормы «Casta diva» – красивейшая ария из оперы В. Беллини «Норма».

Между тем наступил вечер. Засветили лампу, которая, как луна, сквозила в трельяже с плющом. Сумрак скрыл очертания лица и фигуры Ольги и набросил на нее как будто флёровое покрывало; лицо было в тени: слышался только мягкий, но сильный голос, с нервной дрожью чувства.

Она пела много арий и романсов, по указанию Штольца; в одних выражалось страдание с неясным предчувствием счастья, в других – радость, но в звуках этих таился уже зародыш грусти.

От слов, от звуков, от этого чистого, сильного девического голоса билось сердце, дрожали нервы, глаза искрились и заплывали слезами. В один и тот же момент хотелось умереть, не пробуждаться от звуков, и сейчас же опять сердце жаждало жизни...

Обломов вспыхивал, изнемогал, с трудом сдерживал слезы, и еще труднее было душить ему радостный, готовый вырваться из души крик. Давно не чувствовал он такой бодрости, такой силы, которая, казалось, вся поднялась со дна души, готовая на подвиг.

Он в эту минуту уехал бы даже за границу, если б ему оставалось только сесть и поехать.

В заключение она запела Casta diva: все восторги, молнией несущиеся мысли в голове, трепет, как иглы, пробегающий по телу, – все это уничтожило Обломова: он изнемог.

– Довольны вы мной сегодня? – вдруг спросила Ольга Штольца, перестав петь.

– Спросите Обломова, что он скажет? – сказал Штольц.

– Ах! – вырвалось у Обломова.

Он вдруг схватил было Ольгу за руку и тотчас же оставил и сильно смутился.

– Извините... – пробормотал он.

(Гончаров И. А. Обломов)

На этой ноте мы сегодня и завершим путешествие по страницам литературных произведений. Надеюсь, что вам теперь захочется не только читать и перечитывать книги, но слушать музыку, которая волей автора «звучит» на их страницах.

Спасибо всем, кто прочитал и дослушал до конца!

С уважением,

ваша Агния

Некоторые книги, на страницах которых звучит музыка

Булгаков М. А. Собачье сердце.

Гессе Г. Игра в бисер.

Гончаров И. А. Обломов.

Гофман Э. Т. А. Житейские воззрения кота Мурра. Кавалер Глюк.

Короленко В. Г. Слепой музыкант.

Кортасар Х. Игра в классики.

Коршунов М. Бульвар под ливнем.

Куприн А. И. Гамбринус. Гранатовый браслет. Тапер.

Пушкин А. С. Моцарт и Сальери.

Роллан Р. Жан Кристоф.

Саган Ф. Вы любите Брамса?

Санд Ж. Консуэло.

Толстой Л. Н. Война и мир. Крейцерова соната.

Тургенев И. С. Дворянское гнездо. Записки охотника.

Фицджеральд Ф. С. Великий Гэтсби.

Чехов А. П. Забыл! Ионыч. После театра. Смерть чиновника (и мн. др.).

Шолом-Алейхем. Блуждающие звезды.

Музыка в литературных произведениях

Список литературы (2005-2014 гг.)

Борщевская, М. Ю. Литература и музыка : программа-аппликатура / М. Ю. Борщевская // Литература : журн. Изд. дома «Первое сент.». – 2014. - № 9. - С. 14-18 : ил. – Библиогр.: с. 18 (10 назв.).

Система занятий с учащимися 5-11 классов, представленная в виде аппликатуры, накладывающейся на практически любую из действующих в школе программ и входящую в серию уроков углубленного изучения литературы.

Волков, С. «Хотелось музыки, а не литературы…» / С. Волков // Литература : журн. Изд. дома «Первое сент.». – 2014. – № 9. – С. 3 : ил.
О связи литературы и музыки.

Егоров, О. Г. Музыка и литература : факультативный курс / О. Г. Егоров // Музыка в школе. – 2006. – № 5. – С. 27-36.

Целью факультатива является изучение взаимосвязи музыки и литературы как самостоятельного эстетического феномена.

Карнизова, Н. В. Романс в музыке и литературе / Н. В. Карнизова // Русская словесность. – 2009. – № 6. – (Мировая художественная культура. – 2009. – № 6. – С. 13-16).

Конспект интегрированного урока МХК «Романс в музыке и литературе».

Латышева, Е. Е. Поэты и писатели о музыке и музыкантах : (урок по программе Г. П. Сергеевой, Е. Д. Критской с использованием учебника «Музыка. 5 класс») / Е. Е. Латышева, В. С. Легоцкая // Музыка в школе. – 2008. – № 4. – С. 31-39.

Урок поможет систематизировать знания по творчеству Г. Свиридова, Ф. Шопена, расширить круг чтения учащихся, продолжить работу по анализу музыкального, лирического и прозаического произведения.

Маевская, О. Музыка в романе И. С. Тургенева «Дворянское гнездо» / О. Маевская // Литература : прил. к газ. «Первое сент.». – 2009. – № 9. – С. 8-11.

Макарова, С. А. Изучение рассказа А. И. Куприна «Гранатовый браслет» : XI класс / С. А. Макарова // Литература в школе. – 2007. – № 7. – С. 22-27.

Идейно-художественная организация рассказа А. И. Куприна "Гранатовый браслет". Содержится краткая история создания рассказа, материал об особенностях музыки Л. ван Бетховена и второй части фортепианной сонаты N 2 Largo Apassionato, которая является средством раскрытия персонажей и одним их главных образов рассказа.

Маренина, Т. А. Викторина «Литература и музыка». Музыкальные загадки / Т. А. Маренина // Музыка в школе. – 2009. – № 4. – С. 69-74.

Петрачкова, Ю. С. «Песенные люди» русской литературы / Ю. С. Петрачкова // Литература : журн. Изд. дома «Первое сент.». – 2014. – № 9. – С. 21-26 : ил.

Песни в произведениях В. Астафьева, Ю. Казакова, И. С. Тургенева, И. А. Гончарова, Н. С. Лескова и А. Н. Островского.

Платек, Я. Гомер своего времени / Я. Платек // Музыкальная жизнь. – 2008. – № 12. – С.  16-19 : фото.

Музыка в произведениях А. И. Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ" и "В круге первом".

Платек, Я. Стенография чувств : к 100-летию со дня смерти Льва Толстого / Я. Платек // Музыкальная жизнь. – 2010. – № 8. – С. 2-8 : фото, рис.

Музыка в трилогии Л. Н. Толстого "Детство", "Отрочество", "Юность".

Платек, Я. Странности любви / Я. Платек // Музыкальная жизнь. – 2008. – № 9. – С. 31-34 : фото.

Музыка в романе Ивана Александровича Гончарова "Обломов".

Радько, Т. Музыка в трагедии А. С. Пушкина «Моцарт и Сальери» / Т. Радько // Русский язык : прил. к газ. «Первое сент.». – 2005. – № 15. – С. 40-42. – Библиогр.: с. 42.

Рассказова, Л. В. Смысловая и композиционная роль сонаты Бетховена в рассказе А. И. Куприна «Гранатовый браслет» / Л. В. Рассказова // Литература в школе. – 2007. – № 7. – С. 8-12.

Романюта, И. К. «Старый повар» : презентация урока по базовой программе 5-го класса «Музыка и литература» / И. К. Романюта // Музыка в школе. – 2007. – № 3. – С. 54-59.

Урок-презентация рассматривает взаимосвязи музыки и литературы на основе рассказа К. Г. Паустовского "Старый повар", посвященного Моцарту.

Свирина, Н. М. Откуда в литературе берется музыка? / Н. М. Свирина // Литература : журн. Изд. дома «Первое сент.». – 2011. – № 14. – С. 14-17.

Материал для беседы со школьниками 5-6 классов о литературных произведениях.

Тюлегенова, Д. Г. Взаимодействие литературы и музыки в «Крейцеровой сонате» Л. Н. Толстого (опыт интермедиального анализа) / Д. Г. Тюлегенова // Система ценностей современного общества. – 2009. – № 6. – С. 56-61. (статья доступна зарегистрированным пользователям eLIBRARY.RU)

Тюрина, Е. О чем поет профессор Преображенский? : музыкальные цитаты – один из источников текста повести «Собачье сердце» М. А. Булгакова / Е. Тюрина // Литература в школе. – 2007. – № 8. – С. 20-23.

Шутан, М. И. Соната Бетховена и повесть Куприна : материалы к уроку [в 11 классе] / М. И. Шутан // Литература : журн. Изд. дома «Первое сент.». – 2014. – № 9. – С. 19-20 : ил.

Ярулина, Л. А. Лев Николаевич Толстой и музыка / Л. А. Ярулина // Музыка в школе. – 2008. – № 5. – С. 48-49.

Автор рассказывает о значении музыки в жизни Л. Н. Толстого.