«Как, коротая век в райцентре, быть с вечностью накоротке…»

ФОТОРЕПОРТАЖ О ЛЕТНЕМ ПУТЕШЕСТВИИ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Приглашаю вас, друзья, узнать о том, как продолжилось мое путешествие по славному городу Тарусе, когда наша туристическая группа ступила на берег после теплоходной поездки в Поленово.

(Сообщу для тех, кто не читал начало рассказа, но хотел бы с ним познакомиться, что первая часть опубликована здесь.)

Итак, с корабля на бал. Мы сели в автобус и после короткого переезда оказались на улице Пионерской, 6. А если кому-то больше нравится, то на улице Розы Люксембург, 30. Не удивляйтесь – оба адреса одинаково принадлежат одному из знаковых мест Тарусы, связанных с именем Марины Ивановны Цветаевой. Именно на пересечении этих улиц стоит симпатичный деревянный дом, обозначенный как «Музей семьи Цветаевых».

Выбрана такая формулировка неслучайно. Дача «Песочное», в котором собственно и жили Цветаевы, к сожалению, не сохранился. Но дом, стены которого тоже «видели» М. Цветаеву, ее семью и друзей, остался. Как сказано на сайте Калужского областного краеведческого музея, филиалом которого является этот дом: «Музей располагается в восстановленном так называемом «Доме Тьо». Дом был куплен в 1899 г. дедом Марины Цветаевой по материнской линии А. Д. Мейном. В «Доме Тьо» сестры Марина и Анастасия Цветаевы жили во время зимних приездов в Тарусу в 1907-1910 гг., а их отец – профессор, основатель Музея изящных искусств (ныне ГМИИ им. А. С. Пушкина) И. В. Цветаев – в 1903 -1912 гг.».

Источник фото: http://tsvetaeva.lit-info.ru

Думаю, в этом описании вы обратили внимание на странное название – «Дом Тьо». Дед Цветаевой, отец ее матери, Александр Данилович Мейн потерял жену, когда его единственной дочери Маше было лишь три недели от роду. Уход за малышкой и ее воспитание легли на швейцарскую гувернантку, Сусанну Давыдовну, которую девочка горячо любила и по-родственному называла «тетей». Точно так же ее потом звали и дочери Марии Александровны Марина и Ася, но в шутку девочки говорили «тьо», ведь именно так эта добрая женщина, всю жизнь прожившая в России, но не сумевшая избавиться от акцента, произносила слово «тетя». Будучи в преклонных годах Мейн женился на Сусанне Давыдовне и купил ей дом. Говорят, что женитьба деда была лишь актом огромной благодарности и желанием дать верной помощнице гарантированное материальное обеспечение в случае его смерти. Так и получилось. Еще многие годы «тьо» с радостью принимала Марию, потом и ее детей, даже когда они выросли и создали собственные семьи. И Цветаевы, приезжая в Тарусу, очень любили гостить у Сусанны Давыдовны.

Не все вещи, которые находятся в музее сейчас, принадлежали именно Цветаевым. Некоторые находились в домах их друзей и знакомых. Но все они передают атмосферу того времени, помогают почувствовать уютный мир семьи. Хранятся здесь также книги, письма, фотографии и многое другое.

Представлен в экспозиции и макет дома в Песочном, о котором мы уже упоминали.

Покинув гостеприимный «Дом Тьо»...

...мы пешком отправились по улице Розы Люксембург и вскоре увидели указатель.

«Места вокруг Тарусы поистине прелестны. Тарусу давно следовало бы объявить природным заповедником. Мы до сих пор упорно пренебрегаем красотой природы и не знаем всей силы ее культурного и морального воздействия на человека, забываем, что патриотизм немыслим: без чувства родной природы и без любви к ней». (К. Г. Паустовский. Письмо из Тарусы)

Нам предстояло побывать в Доме-музее Константина Георгиевича Паустовского, известного советского писателя, прославившегося произведениями о природе.

В первой части я уже говорила о том, что в этот город писателя привела причина медицинского характера: усиливавшаяся с годами астма Константина Георгиевича заставила семью Паустовских искать место, наиболее для него подходящее. Таковым и стала Таруса.

Первой на разведку сюда приехала жена Татьяна Алексеевна, потому как писатель в это время находился в Доме творчества писателей в Латвии, где работал над книгой «Золотая роза» и драгоценное время на такого рода поездки тратить не мог. Однако, по воспоминаниям падчерицы Галины, загодя высказал три пожелания к будущему месту жительства: «Первое – чтобы не было комаров, как в Мещере. Второе – чтобы рядом имелся водоем, так как любил рыбачить. И, наконец, подальше от железной дороги, потому что уже тогда его донимали почитатели».

Татьяна Алексеевна с друзьями самоотверженно отправилась на «смотрины» недвижимости. Причем дело было зимой или, по крайней мере, тогда, когда весной еще лежал снег, и добираться в отсутствии нормальной дороги пришлось долго и трудно. Таруса в допаустовские времена, как мы уже знаем, была более чем неблагоустроенной в смысле коммунальных услуг. Присмотренный для покупки дом, вернее, половина дома в 26 квадратных метров, тоже роскошью не отличался, и все его «удобства» размещались во дворе. Но тем не менее хозяин просил деньги немалые, поскольку на земельном участке, относящемся к его владениям, росла какая-то особенно прекрасная сортовая клубника. Татьяне Алексеевне место понравилось, и сделка состоялась.

Из письма К. Г. Паустовского М. Л. Слонимскому от 13 апреля 1955 г.: «Татьяна Алексеевна со свойственной ей решительностью купила крошечный домик на берегу Оки в живописном городишке Таруса. Вы приедете туда летом, и я Вас выучу ловить рыбу».

Потом, приехав сюда, писатель согласился с выбором супруги.

«В Тарусе очень хорошо. Окрестности сказочные, Недаром Таруса – приют художников». (из письма Н. И. Замошкину от 3 июня 1955 г.)

А решительность, свойственная новой владелице, продолжала проявляться: первое, что она сделала (слабонервных прошу не читать!), от всей этой дивной клубники избавилась. Уж не знаю, продала или раздала соседям, а на освободившейся территории начала создавать и возделывать свой собственный сад и цветник.

И вновь обратимся к письму Паустовского (к Б. С. Евгеньеву от 26 июля 1955 г.).

«Понемногу начал работать. Здесь хорошо, очень захолустно, но места вокруг чудесные, – много леса, грибов и ягод. Живем у самой Оки в лачуге, единственным украшением которой являются цветы».

Подтверждением этих строк стало то, что мы хаотически бегали по участку и оживленно щелкали затворами. На этом клочке земли, радуя глаз, царят разнообразные растения и цветы.

А в самом дальнем уголке сада стоит беседка. В ней любил работать Константин Георгиевич.

Потом мы зашли в дом, если цитировать еще одно письмо Паустовского, – «халупу, которую Татьяна Алексеевна превратила в нечто уютное». Дом, действительно, очень уютный, хотя довольно небольшой. Но зато сколько тут в свое время перебывало крупнейших в истории культуры личностей! Даже страшно представить.

Посещением дома-музея К. Г. Паустовского завершилась официальная часть экскурсионной программы. Теперь можно было использовать оставшиеся до отъезда домой пару часов на свободное посещение тех мест, в которые нас позовёт душа и фантазия.

Несколько человек из нашей группы со схожими душами и фантазиями стихийно самоорганизовались и отправились вместе осмотреть еще кое-какие достопримечательности. Среди них и я.

Время от времени сверяясь у доброжелательных местных жителей верной ли дорогой идём, мы двигались вдоль берега Оки всё дальше и дальше.

Наконец перед нами на холме предстал Храм Воскресения Христова, считающийся, кроме всего прочего, самым старым памятником архитектуры Тарусы (XVII век). А под «всем прочим» подразумеваю присутствующие в его убранстве уникальные мозаичные, деревянные и каменные иконы, о которых нам с восторгом говорили и на которые мы очень хотели взглянуть. Но немного не повезло. Храм уже был закрыт, когда мы сюда пришли.

Оставалось полюбоваться на него со стороны и отправляться дальше.

Следующей нашей остановкой стал памятный камень М. И. Цветаевой или, как еще называют такого рода объекты, – кенотаф.

«Я бы хотела лежать на тарусском хлыстовском кладбище, под кустом бузины, в одной из тех могил с серебряным голубем, где растет самая красная и крупная в наших местах земляника. Но если это несбыточно, если не только мне там не лежать, но и кладбища того уже нет, я бы хотела, чтобы на одном из тех холмов, которыми Кирилловны шли к нам в Песочное, а мы к ним в Тарусу; поставили с тарусской каменоломни камень: "Здесь хотела бы лежать МАРИНА ЦВЕТАЕВА"»

Так писала сама великая русская поэтесса, когда жила в эмиграции и с тоской вспоминала милый сердцу город счастливого детства.

(Поясню только, что Кирилловны – это самопрозвище тех самых последовательниц христианской секты хлыстов.)

Как мы знаем, жизнь Марины Ивановны Цветаевой трагически рано прервалась в городе Елабуге, где в порыве отчаяния и безнадежности она покончила с собой в последний день лета 1941 года. Там же и была похоронена.

А история этого камня непростая. Оказывается, волю Цветаевой задался целью выполнить и выполнил еще в 1962 году обычный студент-филолог Семен Островский. Но установленный им на собственные средства камень пролежал там недолго. Его убрали, опасаясь каких-нибудь неприятностей. Ведь в то время упоминание имени Цветаевой не очень поощрялось в связи с ее эмиграцией.

Камень, который сейчас лежит на этом месте, установлен в 1988 году. Если встать к нему спиной, перед вами откроется вот такой вид на Оку.

Мы двинулись дальше. Вернее, выше. Нам предстояло покорить косогор. Не простой косогор, а Мусатовский. И место это и имя удивительным образом объединяют собой несколько мест и имён, о которых мы уже говорили.

Начнём с того, что на этом косогоре располагалось когда-то хлыстовское кладбище, упомянутое Цветаевой. А теперь здесь находится могила прекрасного русского художника Виктора Эльпидифоровича Борисова-Мусатова. Его в 1905 году в Тарусу пригласил отец Марины Ивановны – Иван Владимирович Цветаев – создатель и первый директор нынешнего Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина в Москве. Более того, Борисов-Мусатов жил на даче «Песочной» и иногда отправлялся в гости к Василию Дмитриевичу Поленову.

Борисову-Мусатову было в этом городке хорошо и творчески, и человечески.

«…Теперь я сижу в Тарусе. В глуши. На пустынном берегу Оки. И отрезан от всего мира. Живу в мире грез и фантазий среди березовых рощ, задремавших в глубоком сне осенних туманов. Уже давно я слышал крик журавлей. Они пролетели куда-то на юг, бесконечными рядами в виде треугольников. Крик их наполнил эти леса мелодией грусти старинной, которую я когда-то знал. Крик их замер, и только белка рыжая нарушает кружевные сновидения березовых рощ. Вы думаете, я скучаю. Нет. У меня времени не хватает каждый день. Хоть я сижу дома… Я создал себе свою жизнь…»

(из письма художнику Бенуа, октябрь 1905 г.)

Кстати, некоторые репродукции Борисова-Мусатова были включены в тот самый, упомянутый мной в первой части повествования, легендарный альманах «Тарусские страницы». И это тоже связь событий.

Очень приятным для меня обстоятельством является то, что Виктор Эльпидифорович – мой земляк, уроженец Саратова. В нашем городе есть его дом-музей.

Но, к сожалению, Таруса стала не только местом вдохновения и радости для этого художника, но и местом смерти.

На высоком Мусатовском косогоре мы нашли его могилу, фигуру на которой издавна называют «Уснувший мальчик» (работа также саратовца, скульптора А. Т. Матвеева, много лет знавшего Борисова-Мусатова).

По легенде, художник умер в свои тридцать пять лет от тяжелой простуды, случившейся в результате того, что он бросился в холодную воду Оки спасать тонущего мальчика. Говорят, что, к сожалению, мальчика вернуть к жизни не удалось, и эта трагедия стала дополнительной причиной безвременного ухода Виктора Эльпидифоровича.

Здесь же находится могила младшей сестры В. Э. Борисова-Мусатова и его модели – Елены.

Возвращаясь к автобусу, еще раз оглядывала размеренную неспешную Тарусу и старалась надышаться ее воздухом, налюбоваться вечерней Окой, почувствовать прикосновение тех незримых нитей, что связывают прошлое с настоящим. В таких местах кажется, что это совсем просто.

И в завершение, как обещала, попробую озвучить несколько практического плана замечаний о такого рода поездке, которые могут пригодиться для людей, их возможность обдумывающих.

Во-первых, два подряд ночных переезда в автобусе (даже туристического класса) представляют из себя определенную трудность. Сон можно назвать условным, поскольку лечь как следует не получится. Потому лично меня очень выручила надувная подушечка в виде подковки, которая надевается на шею и дает возможность хоть как-то подремать, а не просыпаться всякий раз, когда «клюёшь носом» от усталости.

Во-вторых, не помешает взять с собой минимальный сухой паёк, а также воду или чай. На месте вас покормят завтраком и обедом (если, конечно, это входит в стоимость путевки), но ужин обычно не предусматривается. Разумеется, можно пойти в какое-нибудь кафе или купить продукты в местном магазине, но на это вам придется тратить деньги и, что еще более грустно, отрывать время от культурной программы, а его и так не столь много. Бывают, конечно, люди (знаю некоторых лично), которые вообще в путешествиях практически не отвлекаются на еду и им при этом нормально живется. Но далеко не все способны на такие подвиги и нуждаются в подкреплении сил.

В-третьих, крайне важно не забывать об удобстве обуви, поскольку не всегда можешь предположить, какие придется посетить места. К примеру, некоторым очень нелегко пришлось подниматься и спускаться с косогоров по каменистым дорожкам в шлепках/сланцах. А кто-то легкомысленно надел обувь на каблуках и тоже чувствовал себя некомфортно.

В-четвертых, на всякий случай возьмите хотя бы самую примитивную аптечку, включающую наряду с лекарствами, которые вам, возможно, необходимы по медицинским показаниям: лейкопластырь (если обувь все-таки подведет, и вы начнете натирать мозоли) и какие-то препараты, предотвращающие расстройства пищеварения (кто знает, как ваш организм среагирует на дорогу и незнакомую еду).

На том, друзья, благодарю вас за внимание и желаю чудесного лета и прекрасных путешествий, пусть даже коротких, но западающих в душу и память надолго!

С уважением,

ваша Агния