"Я знаю, что не врёт"

 Хорошо, когда в детстве к нам в руки попадают важные и нужные книги! Из рук они прямиком отправляются в душу на постоянное место книгожительства. А уж там создают уютный и радостный мир, который не раз будет выручать нас «в минуту жизни трудную». Независимо от количества лет, прошедших с момента чтения.

Думаю, что к подобным книгам можно смело причислить те, что создал чудесный писатель Юрий Коваль (9.02.1938 – 2.08.1995).

Мне сегодня предстоит непосильная задача, потому что выбрать из его талантливого наследия лишь малую часть – крайне трудно.

Нынешний год объявлен у нас Годом охраны окружающей среды. Юрий Иосифович как нельзя лучше соответствует поставленной перед обществом задаче. И не только в 2013-ом, а всегда.
Вся его проза пронизана бережной и трепетной любовью ко всему живому, он нам открывает, каким прекрасным является мир, в котором нам довелось родиться, он говорит об ответственности за него и о совести. Переоценить заложенный в книгах Коваля потенциал для воспитания подрастающих поколений трудно. Дети очень чутко воспринимают богатство и лёгкость языка, добрый юмор, искреннее восхищение красотой природы, неравнодушие к её судьбе.

Ю. Коваль

БАБОЧКА

Рядом с нашим домом лежит старое, трухлявое бревно.

Рис. Т. Мавриной

После обеда вышел я посидеть на бревне, а на нём – бабочка.

Я остановился в стороне, а бабочка вдруг перелетела на край – дескать, присаживайся, на нас-то двоих места хватит.

Рис. Т. Мавриной

Я осторожно присел с нею рядом.

Бабочка взмахнула крыльями и снова распластала их, прижимаясь к бревну, нагретому солнцем.

– Тут неплохо, – ответил ей я, – тепло.

Бабочка помахала одним крылом, потом другим, потом и двумя сразу.

– Вдвоем веселей, – согласился я.

Говорить было вроде больше не о чем.

Был тёплый осенний день. Я глядел на лес, в котором летали между сосен чужие бабочки, а моя глядела в небо своими огромными глазами, нарисованными на крыльях.

Так мы и сидели рядом до самого заката.

Юрий Коваль во дворе своей мастерской.
Фото И. Волковой

9 февраля этого года ему исполнилось бы всего 75 лет. Не потому так говорю, что 75 лет – юный возраст, а потому, что не стало Юрия Иосифовича непозволительно давно, в 1995-ом, когда было ему 57…
Вот ведь магия: теперь эти две цифры поменялись местами!

Читать и слушать Коваля и о Ковале – сплошное удовольствие! Кроме книг и интервью писателя, остались воспоминания друзей и знакомых, в которых открывается образ «человека эпохи Возрождения» (по меткому определению друга, поэта и прозаика Юрия Ряшенцева). А сравнение родилось не зря, потому что Юрий Коваль, кроме своей писательской деятельности, был сценаристом, несколько раз сам снимался в кино, был художником и скульптором (писал портреты, вырезал деревянные иконы, занимался эмалью и керамикой),

Рисунок Юрия Коваля

Вход в Иерусалим.
Работа Юрия Коваля (горячая эмаль на металле)

Никола летний.
Работа Юрия Коваля

сочинял и исполнял песни.

И всё это он делал прекрасно. 

В нём многое было намешано, его не назовёшь таким уж простым парнем, но «волшебство окутывало каждого, кто попадал в это энергетическое поле – общение с Юрием Ковалем. Что же это было?» (однокурсница Роза Харитонова).

Совсем незадолго до ухода из жизни писатель дал интереснейшее интервью Ирине Скуридиной, которое она записала на диктофон, затем расшифровала и опубликовала (Коваль Ю.  Я всегда выпадал из общей струи).

И.Скуридина и Ю. Коваль

Отрывки из него мы тоже будем читать. В нём живой Юрий Осич (так с любовью звали его близкие люди), вопросы и небольшие комментарии Ирины (в тексте – И. С.). 

А было сначала так. 

«Я родился 9 февраля 38-го года в семье работника милиции Иосифа Яковлевича Коваля. Он был из крупных чинов милиции. И когда я родился, он был начальником уголовного розыска города Курска, впоследствии он работал в уголовном розыске Москвы, во время войны уже, в отделе по борьбе с бандитизмом, на Петровке. И потом был назначен начальником уголовного розыска Московской области во время войны же. Я думаю, это был верх его достижений. Отец всю войну прошел в Москве, тем не менее был многократно ранен и прострелен.

А мама моя – врач-психиатр, она ученица одного из крупнейших – кажется, даже самого Ганнушкина (…) Ей было уже к моменту моего рождения тридцать лет. То есть я был для нее поздний ребенок, уже был Боря рождения 30-го года. Мама была главным врачом психиатрической больницы в Поливанове. Это неподалеку, небольшая психиатрическая больница под Москвой. И в детстве (мое детство довоенное) год, два, три я провел именно в Поливанове».

Потом война, эвакуация с мамой в Саранск и возвращение в 1943 году в Москву.

Потом, как и положено, мальчик пошёл в школу. А в школе встретил Учителя. Именно так напишу, с заглавной буквы, потому что…

Да пусть опять сам Коваль и расскажет!

«На меня, конечно, огромное влияние оказал Владимир Николаевич Протопопов, как мне кажется – величайший из учителей, умеющий находить совершенно неординарные подходы к делу, к любой теме. Вот недавно мой рассказ (а у меня есть описание, как Владимир Николаевич входит в класс) дошел до какой-то женщины в Америке, она написала Киму [поэт, бард, друг Юлий Ким], и Юлик передал мне это письмо, в котором она (…) описывает, как он вошел к ней в класс. Мне было смешно безумно.

Он вошел, брякнул свой рюкзак на стол, это все описано и у меня, снял шапку, а они еще его не видели никогда, подошел к окну, распахнул окно настежь, борода развевается. Он встал и запел (поет басом. – И. С.): «Среди долины ровныя, на гладкой высоте». И спел всю песню «Среди долины ровныя».

– Урок литературы, да?

– Урок литературы. Ученики просто отпали, очевидно, от обалдения, они не знали, что делать. Владимир же Николаевич поклонился и сказал: Так начинается пьеса Островского «Гроза». (Смеется. – И. С.) Вот какой это был человек: он завоевывал сразу. На меня, конечно, он оказывал тоже совершенно магнетическое действие.

– Можно ли сказать, что есть и его заслуга в том, что вы стали писателем?

– Без всякого сомнения. Я тебе скажу так... неординарность мышления, неординарный подход к делу, огромная ласка по отношению ко мне (все-таки я понимал, что это величина, а не просто так), особая, как мне кажется, любовь ко мне, но это, может быть, и другие так понимали... И главное, ты знаешь что – утверждение того, что я личность. Обычно все говорили: Коваль – двоечник, говно. А этот никогда так не говорил, я был для него один из выдающихся... людей... мира... Так сказать. (…)

…Была страсть к слову – это точно. Я и поступил в Пединститут, на факультет русского языка и литературы...»

Юрий Коваль и Юлий Ким. 1964 г.

 Годы учёбы в Московском государственном педагогическом институте стали для Юрия Коваля очень счастливыми. Это касается и приобретённого тогда круга друзей (на всю жизнь!), среди которых такие необыкновенные люди, как Юрий Визбор, Юлий Ким, Ада Якушева, Петр Фоменко, Юрий Ряшенцев. О каждой из этих незаурядных личностей можно писать целые тома.

«Мы были на разных курсах. Объединяла, я думаю, какая-то общая страсть к литературе, к слову и к чему-то такому новому, о чем сейчас мне даже трудно сказать, к какому-то открытию... (…) Я бы сказал, желание открыть что-то новое нас объединяло».

Важными были те годы и в плане занятий литературой (хотя результат, по словам самого Юрия Иосифовича, был тогда ещё плачевным) и другими видами искусства, о которых упоминалось выше.

Но наконец институт окончен (1960 г.), в руках – диплом учителя русского языка, литературы и истории, а также диплом учителя рисования.

«Сразу после института я был послан в село Емельяново Татарской АССР по распределению, тогда это так называлось... Там я работал в школе и был преподавателем самых разных предметов. Самых разных – география, история, русский, литература, пение и все такое…»

На полу сидела мышь.

Вдруг вбегает грозный муж

И, схватив огромный нож,

К мыши он ползет, как уж.

Эти четыре строки он сочинил в качестве диктанта на правописание шипящих.

«Но это все были такие шутки и чепуха, это нельзя считать ничем серьезным, я никогда к этому серьезно и не относился. Это было просто легкое хулиганство... Вот и все... По возвращении из Татарии я написал несколько рассказов. И уже там написал».

Юрий Домбровский

Да, Коваль возвратился в Москву. Это случилось в 1963 году. Здесь он знакомится с писателем Юрием Домбровским. (Кстати, ещё один Юрий. Если заметили, их было упомянуто уже много. Скажу больше: Домбровский – четвёртый Юрий Иосифович (считая самого Коваля), как и Юрий Визбор и ещё один писатель Юрий Коринец :))

Именно Домбровскому Коваль показал свой рассказ «Октябрьские скоро», от которого его тёзка пришёл в восторг, назвав его прозу «жёстким рентгеном», и приложил массу усилий для осуществления публикации в журнале «Новый мир». Но всё закончилось неудачей. Неудача при такой авторитетной поддержке навела Коваля на мысль, что не стоит особенно рассчитывать пробиться в печать. И он стал готовить себя к карьере художника.

Однако вскоре одно из его стихотворений для детей было неожиданно опубликовано в журнале «Огонёк». Так постепенно, но не гладко начал складываться его писательский путь, хотя всё в то время созданное и даже вышедшее в свет сам Юрий Иосифович вовсе не считал чем-то шедевральным. 

Всё изменилось, когда…

«Я совершенно случайно записал «Алого», и в этот момент поймал прозу за хвост. Понимаешь ты? Вот что случилось со мной. Я наконец написал такую вещь, когда я определился и можно было сказать – это написал писатель Коваль».

Речь идёт о рассказе «Алый» (1968).

«Приехал на границу молодой боец по фамилии Кошкин. Был он парень румяный и веселый.

Командир спросил:

– Как фамилия?

– Ёлки-палки, фамилия-то моя Кошкин, – сказал Кошкин.

– А при чем здесь ёлки-палки? – спросил командир и потом добавил: - Отвечай ясно и толково, и никаких елок-палок. Вот что, Кошкин, – продолжал командир, – собак любишь?

– Товарищ капитан! – отвечал Кошкин. – Скажу ясно и толково: я собак люблю не очень. Они меня кусают.

– Любишь не любишь, а  поедешь ты, Кошкин, учиться в школу собачьих инструкторов.

Приехал Кошкин в школу собачьих инструкторов. По-настоящему она называется так: школа инструкторов службы собак.

Старший инструктор сказал Кошкину:

– Вот тебе щенок. Из этого щенка нужно сделать настоящую собаку.

– Чтоб кусалась? – спросил Кошкин.

Старший инструктор строго посмотрел на Кошкина и сказал:

– Да.

Кошкин осмотрел щенка. Щенок был небольшой, уши его пока еще не торчали. Они висели, переломившись пополам. Видно, щенок только еще начал прислушиваться к тому, что происходит на белом свете».

Кадр из х/ф "Пограничный пёс Алый"

В 1979 году по этому великолепному произведению был снят художественный фильм «Пограничный пёс Алый» (за кадром звучат песни Коваля). Хотя, конечно, удовольствие от прозы Юрия Иосифовича он передать не может.

Но всё это впереди, а тогда писатель испытывал трудности творческого характера.

«После этого у меня были опять некоторые мучения. Я писал «Особое задание», топтался на месте, что-то как-то занудно делал, пока наконец не понял, что надо менять жанр немедленно, иначе... иначе подохну, иначе смерть мне. И здесь каким-то ловким образом мне удалось написать «Чистый Дор».

Надо сказать, что с того момента и навсегда появилась у него традиция.

«Когда я написал «Чистый Дор», я понял главное свое кредо. Менять жанр как можно чаще. То есть с каждой новой вещью менять жанр. Скажем, сегодня — лирические рассказы, завтра — юмористические рассказы. После «Чистого Дора» я написал «Куролесова».

«Приключения Васи Куролесова» (1971) – остроумнейший детский детектив.

В том же году Юрию Ковалю за эту повесть вручили 3-ю премию Всесоюзного конкурса на лучшее произведение для детей, а в 1981 г. по ней был снят великолепный одноимённый мультфильм.

События и героев «Васи» подарили писателю рассказы отца Иосифа Яковлевича.

«Отец был очень смешливый человек. Очень смешливый. Надо сказать, я думаю, что чувство юмора, мало свойственное моей маме (ну было, конечно, но не в такой степени), у отца было просто необыкновенным. Он умел развеселить публику чем угодно, любым рассказом. Мгновенно смешил. И меня в детстве смешил, и Борю, всю семью. Ну, это, может, малороссийское, с Украины пришедшее такое. И все мои книги он очень любил, и охотно их читал, и охотно их цитировал. Правда, при этом говорил: «Это, в сущности, всё я Юрке подсказал». Что и правда в смысле Куролесова и куролесовской серии».

(…)

«…И Болдырев, и Куролесов – это были папины сыщики. Они работали втроем.

– То есть на самом деле были люди с такими фамилиями?

– Да-да, и Болдырев, и Куролесов работали вместе с отцом».

В те годы Коваль уже решил, что не пойдёт во взрослую литературу, а будет писать для детей. Но писал он всё-таки и для взрослых тоже.

«…Я писал, может быть, о взрослых проблемах, но языком, понятным для детей. Вот почему у меня нет банальных детских героев. Дошкольник Серпокрылов? Но это же Ван Гог. Вера Меринова — сложившаяся женщина. Только такие у меня возможны. Как сказал однажды Белов: Коваль — это детский Солженицын».

Здесь упомянуты герои одного из самых лучших произведений писателя – «Недопёсок» (1975). По нему тоже был снят фильм («Недопёсок Наполеон III» (1978).

«Ранним утром второго ноября со зверофермы "Мшага" бежал недопесок Наполеон Третий.

Он бежал не один, а с товарищем – голубым песцом за номером сто шестнадцать.

Вообще-то за песцами следили строго, и Прасковьюшка, которая их кормила, всякий раз нарочно проверяла, крепкие ли на клетках крючки. Но в то утро случилась неприятность: директор зверофермы Некрасов лишил Прасковьюшку премии, которая ожидалась к празднику.

– Ты прошлый месяц получала. – сказал Некрасов. – А теперь пускай другие.

– Ах вот как! – ответила Прасковьюшка и задохнулась. У нее от гнева даже язык онемел. – Себе-то небось премию выдал, – закричала Прасковьюшка, – хоть и прошлый месяц получал! Так пропади ты пропадом раз и навсегда!

Директор Некрасов пропадом, однако, не пропал. Он ушел в кабинет и хлопнул дверью.

Рухнула премия. Вместе с нею рухнули предпраздничные планы. Душа Прасковьюшки окаменела. В жизни она видела теперь только два выхода: перейти на другую работу или кинуться в омут, чтоб директор знал, кому премию выдавать.

Равнодушно покормила она песцов, почистила клетки и в сердцах так хлопала дверками, что звери в клетках содрогались. Огорченная до крайности, кляла Прасковьюшка свою судьбу, все глубже уходила в обиды и переживания и наконец ушла так глубоко, что впала в какое-то бессознательное состояние и две клетки забыла запереть.

Подождав, когда она уйдет в теплушку, Наполеон Третий выпрыгнул из клетки и рванул к забору, а за ним последовал изумленный голубой песец  за номером сто шестнадцать».

Такое начало и дальнейший сюжет вызвало опасения у некоторых не в меру осторожных и сильно осложнило выход книги в свет. Писателя заподозрили в антисоветских намёках, т.к. по их мнению сбежавший песец здорово напоминал об отъезде евреев из СССР в Израиль :))

Коваль был сильно расстроен, потому что совершенно не вкладывал подобный смысл в эту повесть. Он поделился своей бедой с отцом и тот – полковник в отставке, почётный чекист – идёт при полном параде, в своих орденах и медалях защищать сына и его книгу в издательство. Юрий Иосифович узнал об этом уже задним числом.

«Потом я ему сказал: «Что ты наделал?» Он говорит: «Что наделал? Я тебе книгу издал».

Н. Павлова в статье «Против неба – на земле» пишет: «Вот он – положительный герой Коваля, ребенок с поэтически-одухотворенным взглядом на мир. Шестилетний неграмотный мальчуган уже обладает чертами созидательного, творческого отношения к жизни, вдохновенностью души и мечты. Явственно видны в маленьком Серпокрылове чувство чести, надежности, отвага, способность делать выбор и принимать самостоятельные решения – потому и думается, что в этом образе заложено многое из того, что поможет детской литературе в поисках его положительного героя».

В 1978 году из-под пера поэтессы и друга Ю. Коваля Татьяны Бек вышел такой стихотворный портрет.

При тросточке над бездной

Шёл человек чудесный

С ужасной бородой,

С улыбкой неуместной

И тайною бедой.

Он объяснял нам чинно:

«Кручина – не причина

Отчаиваться, раз

Есть курослеп и чина,

Ольха, берёза, вяз».

С улыбкой виноватой,

В рубашке полосатой

Он – баламут и мот,

Но вовсе не бездельник –

Сказал, что проживёт

Без счастья и без денег,

Поскольку есть репейник

И ласточкин полёт...

Я знаю, что не врёт.

Из статьи Юрия Нечипоренко «Коваль своего счастья»: «Каждое слово Коваля – как почка на ветке: туманной ранней весной набухают на тонких веточках, собираются капельки вокруг них – и если попробовать на вкус, то чувствуются в каждой капле необыкновенная свежесть, привкус соков, что питают почки, поднимаются из-под земли, идут из почвы по капиллярам… Душа писателя подобна весеннему дереву – питается она соками почвы, как младенец – материнским молоком, и раскрываются слова-почки, расцветают листики фраз».

Фото В. Ускова

Ю. Коваль

«ЛЕС, ЛЕС! ВОЗЬМИ МОЮ ГЛОТЬ!»

Рисунок Юрия Коваля

  Заболело у меня горло.

Стал я его лечить горячим молоком и медом, паром разварной картошки.

– А ты в лес сходи, – сказала Пантелевна. – Стань на поляне да и крикни изо всех сил: «Лес, лес! Возьми мою глоть!» Может, и возьмет. Только сильней кричи-то и рот пошире открывай.

Обулся я, оделся потеплей, пришел в лес. Стал на поляну, разинул рот и крикнул изо всех сил:

– Лес, лес! Возьми мою глоть!

Не шелохнулся лес, и я не понял – взял он или не взял.

Стал я снова кричать, и орал ужасно, и рот разевал, чтобы лес мог поглубже в меня проникнуть.

«Ну и глоть у тебя, брат», – думал, наверно, лес, глядя на мои старания.

Вернулся я домой, залез на печку греться, а сам все думал: «Взял он или нет?»

Давно это было. И теперь я живу в городе, и горло у меня не болит. И ничего у меня не болит. И вообще я здоров как бык.

Весело гуляю среди каменных домов, а про себя всегда думаю: «Лес, лес! Возьми мою глоть!»

Писатель Александр Дорофеев в своих воспоминаниях о Юрии Ковале (статья «Гусик. Это только кажется, что ничего нет!») создал яркий образ любимого учителя и друга. Он отдал дань масштабу этой личности и её значению в собственной жизни.

«Я был вполне пустым сосудом и, кажется, дырявым. И Гусик [недолго просуществовавшее прозвище Ю. Коваля.  – А. К.] от собственной избыточности наполнял меня всем, что под руку подворачивалось, – стихами, живописью, названиями трав, луговых цветов, созвездий и собачьих пород… 

В Вологодской области, куда ездили на рыбалку, показывал, как ловчее тащить чуткого язя, убегая наперевес с удилищем от берега. Учил разбираться в грибах, ягодах и литературе.

Он вливал в меня Олешу, Бабеля, Зощенко и Платонова, Мелвилла, Джойса и Фолкнера, Юрия Казакова, Георгия Семёнова и Андрея Битова. Кое-что оставалось. (…)

Со временем, случалось, и я уже не взирал на него как прежде, бесконечно-счастливо-щенячьими глазами. Но уж коли он брал гитару, прежнее блаженство немедленно возвращалось.

"Вот вывихнул палец, – пожаловался однажды Юра, тронув струны. – Представь, покалечился, надевая носок. Только никому не говори о моём позоре"…

И я честно молчал. Недавно сообразил – как здорово, если ничего позорнее не припомнить.

Когда в день Ильи Пророка он расставался с этим миром, в холоде его застывшего лба ощущалась усталость метелей, а на лице замерли удивление и сожаление. Верно, опечалился, не в силах рассказать о том, что теперь видит и слышит.

Но и по сию пору, как откроешь его книги или подумаешь о нём, так наполняешься радостью, любовью и простым знанием – это только кажется, что его нет».

Юрий Коваль с сыном Алешей
на завалинке дома в деревне Плутково (1994 г.)

 Юрий Коваль всегда был известен как детский писатель. Но после его ухода из жизни вышли два «взрослых» произведения, очень важных: роман «Суер-Выер» и монохроники «АУА».

Названия необычные, не правда ли?

«Суер-Выер» сам автор определял не как роман или повесть, а как «пергамент».

«... Там написано так, что всё. Понимаешь. Всё!.. Я думаю, что я написал вещь, равную по рангу и Рабле, и Сервантесу, и Свифту, думаю я. Но могу и ошибаться же...»

 Писал Коваль «Суера» почти всю жизнь. В 1955 г. он с однокурсником Леонидом Мезиновым «родил» идею фантастической повести «Суер-Выер, или Простреленный протез». В начале 1990-х Коваль предложил Мезинову возобновить работу, но тот отказался. 

 В 1996 г. за это произведение Юрию Иосифовичу посмертно присудили премию «Странник» Международного конгресса писателей-фантастов.

А что значит «АУА»? Так пояснял Юрий Коваль:

«Впервые, давно-давно, я услышал это слово от девочки, которая обожглась и вскрикнула внезапно:

– Ауа!

Размышляя об этом слове, я спросил у некоторого приятеля:

– Что такое „АУА”?

– Агентство Улетающих Арбузов, – ответил тот.

Возможно, возможно... Возможно, в этом слове есть и крик заблудившегося, и ответ успокаивающий, и плач ребенка, и возглас боли, и даже Агентство Улетающих Арбузов. А может, нет ничего, так – белиберда, пустяк.

...А что такое, на ваш взгляд, жизнь человека?

По-моему, АУА – и привет!»

Он всю свою творческую жизнь искал что-то новое.

«Монохроники – это какой-то новый (для меня) жанр. Ясно, что это не дневник, ежедневные записи для меня невозможны, тогда пришлось бы бросить всю работу и писать и рисовать только монохроники. И все-таки кое-что есть в них и от дневника. Записи автобиографичны, хотя иногда я считаю возможным переиначить события, взглянуть на них глазами художника. Во многом монохроники – это случайный сбор. Захотелось что-то записать, нарисовать – «Монохроники»! Точной системы моей жизни в них нет, есть, наверное, какое-то общее движение».

В 2008 году вышло уникальное издание – «Ковалиная книга», в которой её составителем Ириной Скуридиной, были собраны воспоминания десятков людей. Светлый человек пробудил к жизни светлую книгу. К сожалению, её трудно найти, она стала редкостью.

Он подарил нам романы и миниатюры, рассказы и повести, сказки и стихи, переводы и пересказы, сценарии фильмов и мультфильмов. Да ещё много чего... 

Вишневый лепесток

Покинул свою ветку.

Немного покружился

И на землю упал.

Вот конец

И начало

Простой истории

Лепестка.

И всей Земли,

И всей Вселенной.

Простая история –

Такая обычная.

Но совершенно –

Незаменимая.

(Стихи японского поэта Мичио Мадо в переводе Ю. Коваля)

«Юрий Коваль – чистая литература, прозаик на всём протяжении. В слово "прозаик" я вкладываю особый смысл. Это человек, чувствующий слово не меньше, чем поэт, но в прозе».

 Андрей Битов

«Это большое счастье для русского языка, что в нашей литературе был Юрий Иосифович Коваль!»

 Сергей Махотин

«Я бы сказал, что он — самый легкий писатель нашей страны.  Эта легкость как высокое очень качество, отчасти, я даже бы сказал, – пушкинское качество».

Фазиль Искандер

«Коваля любили решительно все – писатели и читатели, дети и взрослые, мужчины и женщины, люди простые и люди в шляпах. Любили собаки, кошки, птицы, рыбы, бабочки, деревья, травы, звезды и облака...»

Эльмира Блинова

«Коваль – планета с мощным гравитационным полем»

Наталья Ермильченко

«Его письменная речь взлелеяна, пестуема, опекаема всеми русскими говорами, говорениями, своесловиями и словесными своеволиями»

Белла Ахмадулина

Спасибо всем, кто дочитал до конца.

С уважением

ваша Агния

Список литературы

Аким, Я. Писатель и его жизнь / Я. Аким // Кепка с карасями / Ю. Коваль. – М., 1974. – С. 3-6.

Арзамасцева, И. Н. Детская литература : учеб. для студ. / И. Н. Арзамасцева, С. А. Николаева. – 7-е изд., стер. – М., 2011. – 576 с.

Баранова, О. С. Рассказы Юрия Коваля на уроках русского языка и литературы : 5-8 классы) / О. С. Баранова // Русский язык : прил. к газ. «Первое сент.». – 2004. – № 36. – С. 23-27.

Барутчева, Е. От красных ворот на самой легкой в мире лодке : Штрихи к портрету Юрия Коваля / Е. Батрутчева // Дошкольное воспитание. – 2009. – № 2. – С. 64-71.

Творческая биография, а также конспекты познавательных занятий по сказкам писателя.

Бек, Т. Весь день было утро / Т. Бек // Новый мир. – 2000. – № 3.  

Бек, Т. Наиособый опыт огромной силы : [Юрий Коваль]  / Т. Бек // Литература : прил. к газ. «Первое сент.». – 2001. – № 15. – С. 10-12.

Бек, Т. Юрий Коваль. Живопись, скульптура, эмаль / Т. Бек // Знамя. – 2003. – № 8. – С. 236-238.

Бойкова, М. Е. Повторение основных разделов курса русского языка : (на материале текстов Ю. Коваля : [комплекс из 7 уроков] / М. Е. Бойкова // Русский язык : журн. Изд. дома «Первое сент.». – 2012. – № 4. – С. 28-32.

Маленькие рассказы Ю. Коваля позволят не только провести урок повторения в начале 7 класса, но и помогут учителю поговорить с детьми о прекрасном, скрытом в маленьком и незаметном, о любви и внимании ко всему живому.

Быков, Р. Красная книга Юрия Коваля / Р. Быков // Шамайка / Ю. Коваль. – М., 1990. – С. 3-4.

Диктанты по Ю. Ковалю : (7-8 классы) // Русский язык : прил. к газ. «Первое сент.». – 2003. – № 2. – С. 15.

Замотаева, Е. Дик и черника : урок литературного чтения : [1 класс] / Е. Замотаева // Начальная школа : прил. к газ. «Первое сент.». – 2004. – № 13. – С. 2-4.

Звягина, М. Система уроков по творчеству Юрия Коваля  / М. Звягина, Н. Киреева // Литература : прил. к газ. «Первое сент.». – 2003. – № 29. – С. 8-11.

Калинина, Л. В. Картина мира Юрия Коваля / Л. В. Калинина // Русская словесность. – 2009. – № 1. – С. 70-73.

Языковые средства в прозе Ю. И. Коваля.

Калмыкова, В. Тысяча и одна жизнь Юрия Коваля / В. Калмыкова // Октябрь. – 2008. – № 9. – С. 186-190. – Рец. на кн.: Ковалиная книга / сост. И. Скуридина. – М., 2008. – 496 с.

Карасти, Р. «Пцу-пцу» / Р. Карасти // Звезда. – 2004. – № 11. – С. 218-226.

О творчестве Ю. Коваля.

Коваль, Ю. Я всегда выпадал из общей струи : Экспромт, подготовленный жизнью / беседу вела И. Скуридина // Вопросы литературы. 1998. – № 6. – С. 227-272.

Максименкова, И. Путешествие на планету Юрия Коваля / И. Максименкова, Г. Уварова, Н. Прохорова // Дошкольное образование : журн. Изд. дома «Первое сент.». – 2012. – № 1. – С. 36-38.

Нечипоренко, Ю. Коваль своего счастья / Ю. Нечипоренко //Литературная газета. – 2013. –  № 5 (6 февр).

Павлова, Н. «Против неба – на земле» / Н. Павлова // Поздним вечером ранней весной / Ю. Коваль. – М., 1988. – С. 3-8.

Присталова, З. Ю. Работа по освоению необычного художественного текста : [на примере рассказа Ю. Коваля «Ножевик»] / З. Ю. Присталова // Русский язык : журн. Изд. дома «Первое сент.». – 2012. – № 11. – С. 44-45.

Семенов, Г. Дни, подаренные художником / Г. Семенов // Полынные сказки / Ю. Коваль. – М., 1987. – С. 126.

Тарковский, А. О книге друга / А. Тарковский // Опасайтесь лысых и усатых / Ю. Коваль. – М., 1993. – С. 6.

Учамбрина, И. «Главное – плыть куда хочешь» / И. Учамбрина // Литература : прил. к газ. «Первое сент.». – 2006. – № 21. – С. 11-15.

Урок в 7 классе по повести «Самая лёгкая лодка в мире».

Харитонова, Р. «Солнце делает людей красивыми и честными» : Вспоминая Юрия Коваля / Р. Харитонова // Знамя. – 2004. – № 12. – С. 111-116.

Чкония, Д.  В четвёртый раз / Д. Чкония // Дружба народов. – 2009. – № 2. – С. 213-215. – Рец. на кн.: Ковалиная книга / сост. И. Скуридина. – М., 2008. – 496 с.

Шапиро, Н. А. О стилях и художественности : (из опыта стилистического анализа художественных текстов) / Н. А. Шапиро // Русский язык : прил. к газ. «Первое сент.». – 2008. – № 19. – С. 35-40.

Материал к уроку по повести «Самая лёгкая лодка в мире».

Юрий Коваль // Писатели нашего детства : 100 имён : биогр. словарь : в 3 ч. – М., 1999. – Ч. 1. – С. 208-212.