"Наш общий друг", или Прикосновение великого творца

Раннее детство его обещало многое. Беззаботный малыш в беззаботной семье: прогулки, поездки, посещение театров. Мальчик пел, читал стихи, смешил взрослых способностями к имитации подмеченных у кого-то жестов и интонаций.

Свое первоначальное образование он получил в хорошей школе. Как же иначе? Кроме того всепоглощающая любовь к чтению («до ужаса», по словам няни). С детства и навсегда.

Но совсем скоро потускнели эти яркие краски беззаботности и радости, рухнули все мечты о блестящем будущем. Семейные финансы по вине легкомысленного, жившего в свое удовольствие (несмотря на многодетность) отца становились всё скуднее и больше не могли поддерживать ни хорошее образование, ни всевозможные развлечения, ни само ощущение детства, в котором есть только радость и добро. В жизни нашего героя началось то, о чем он потом категорически не хотел и даже стыдился вспоминать, но без чего, как ни странно, не стал бы тем, кем в итоге стал.

Вместо школы мальчик теперь пошел на работу. Рабочий день был слишком длинен и проходил в слишком суровых для двенадцатилетнего ребенка условиях. Но еще более ранило то, что новая жизнь унизительна и безысходна. И все-таки именно там, на фабрике по изготовлению ваксы, кроме переживания собственного несчастья, к нему пришло и другое. Он наблюдал жизнь, которой не знал раньше. Глаза его увидели, что приходится выносить беднякам, среди которых наравне со взрослыми трудятся дети, уши услышали голоса несчастных, взывающих к заступничеству, а чуткое сердце открылось для чужого отчаяния и горя.

Как нельзя лучше пригодились наблюдательность мальчика и воспитанная чтением фантазия. Он пока лишь впитывал впечатления, не зная, зачем они нужны, какую службу сослужат, и мечтал вырваться из безнадежного существования. И случилось чудо…

Если только можно так назвать наследство, полученное после смерти бабушки, матери отца. Однако деньги позволили ее неразумному сыну выйти из долговой тюрьмы, а старшему внуку продолжить обучение. Это были великолепные времена! Вновь вернулось детство и присущая ему радость. Подросток с огромным воодушевлением принялся наверстывать пробелы. И в знаниях, и в общении с себе подобными.

В пятнадцать лет наш герой окончил школу и вновь пошел работать. Вот что он сам через десяток лет сообщил об этом, когда писал статью о себе в энциклопедию (да-да!):

«Свое знакомство с жизнью я начал в конторе юриста, и надо сказать, что она показалась мне довольно убогой и скучной. Через два года я оставил это место и в течение некоторого времени продолжал свое образование сам в Библиотеке Британского музея, где усиленно читал; тогда же я занялся изучением стенографии, желая испытать свои силы на поприще репортера – не газетного, а судебного, в нашем церковном суде. Я хорошо справлялся с этим делом, и меня пригласили работать в «Зеркале парламента» – листке, который в ту пору был посвящен исключительно дебатам; затем я сделался сотрудником «Морнинг кроникл», где работал до появления первых четырех или пяти выпусков Пиквикских записок; на страницах этой же газеты впервые увидела свет большая часть моих коротких очерков».

Пора раскрывать карты. Тем более, что в приведенном отрывке (из письма 1838 года, адресованного Кюнцелю – редактору немецкой  энциклопедии «Брокгауз Конверсацион Лексикон») уже прозвучали самые прозрачные намеки.

Сегодня мы говорим о великом писателе, известном всему миру, любимейшем представителе английской литературы Чарльзе Диккенсе (7.02.1812-9.06.1870).

Дополняя слова Диккенса о себе, скажем, что работа в качестве судебного репортера помогла будущему писателю окунуться в мир, в котором царили тяжбы, обвинения, разбирательства, и где он услышал множество подлинных жизненных историй. А служба в «Морнинг кроникл» привела его в Вестминстерский дворец, познакомила с обыденной жизнью палаты общин и ее представителями, с системой выборов.

Все накопленные 21-летним репортером впечатления в конце концов вылились в художественную форму. Первым из тех упомянутых Диккенсом коротких очерков был «Обед на Поплар-Уок», появившийся в печати в декабре 1833 года. Чуть позже очерки стали публиковаться под псевдонимом Боз.

Один из героев Ч. Диккенса -
мистер Пиквик

Кстати о псевдониме, которым выдающийся писатель до сих пор именуется в Британии. Оказывается, «Бозом» Чарльз называл в детстве младшего брата. «Я окрестил его Мозесом в честь «Векфилдского священника» (название романа Оливера Голдсмита. – Прим. А. К.). Произносили это имя в нос – так выходило смешнее: "Бозес", а потом оно сократилось и стало "Бозом"». Потому, придумывая псевдоним, начинающий писатель не стал долго ломать голову и взял это веселое семейное имя брата себе.

Уже с «Очерков Боза» заявлен настоящий талант, привлекший всеобщее внимание. С этих ранних зарисовок хорошо заметно свойственное всему дальнейшему творчеству умение писателя совмещать на страницах произведения смешное и грустное. По словам известного английского писателя и литературного критика Г. К. Честертона, «Диккенс хотел, чтобы мы держались за бока от смеха и тряслись от страха. Эти желания, словно близнецы, жили в его душе».

Удивительно, но вынужденный на заре лет существовать в крайне стесненных условиях, столкнувшийся с самой отвратительной изнанкой жизни человек вместе с тем не потерял оптимизма, радости бытия и любви к шутке. Многие, знавшие его в молодые годы отмечают не только привлекательную внешность, но живой жизнерадостный характер. Эта загадка личности превратилась в огромное преимущество писателя. Великий Боз умеет покорить читателя великолепным юмором и колоритным языком, меткими характеристиками и острой наблюдательностью. И уже в ранних произведениях отразились его жажда справедливости и искреннее сочувствие к «маленькому человеку», которые Диккенс хранил в себе со времен работы на фабрике. Именно с «Очерков Боза» начинается и глубоко волновавшая писателя всю его творческую жизнь тема детства, его защиты от жестокости мира.

Оливер Твист

Любопытно, что жестокость по отношению к детям приветствовалась в британском обществе викторианской эпохи под влиянием популярных в XVIII в. взглядов протестантского проповедника Джона Уэсли. Согласно «доктрине детской греховности» считалось, что дети злы и греховны от рождения, игры и проказы – это доказательство их дьявольской природы, потому «благочестивые и благоразумные родители должны следить за их вредными страстями любым способом, находящимся в их власти». В противовес этой позиции выступал Ж.-Ж. Руссо. По его мнению, дети невинны и неспособны к злу. Изменение взглядов происходило постепенно, а Чарльз Диккенс, безусловно, поддерживал идеи французского гуманиста и всячески способствовал победе «божественного», а не «дьявольского» подхода к ребенку.

«Леди и джентльмены, одно из моих жизненных правил – не  верить людям, когда они говорят мне, что им безразличны дети. Я придерживаюсь этого правила из самых добрых побуждений, ибо  знаю, как и все мы знаем, что сердце, в котором действительно не найдется любви и сочувствия к этим маленьким созданиям, – такое сердце вообще недоступно облагораживающему воздействию беззащитной невинности, а значит, являет собою нечто противоестественное и опасное».

(Диккенс Ч. Речь в защиту больницы для детей. 1858)

Кукольная швея Дженни Рен
(роман "Наш общий друг")

Его слово, повествующее о судьбе ребенка, всегда было впечатляюще сильным. Австрийский писатель Стефан Цвейг, посвятивший Чарльзу Диккенсу одну из своих работ в жанре исторического портрета, говорит: «Этот хоровод детских образов в романах Диккенса невозможно забыть. Смех и слезы, великое и смешное сливаются здесь в сплошную радугу; сентиментальное и возвышенное, трагическое и комическое, правда и поэзия примиряются и образуют нечто новое и небывалое».

Собственная унизительная бедность, заброшенность, оторванность от семьи, страдания и страх помогли создать живые трогательные образы детей, идущих сквозь множество преград, переживающих невзгоды и лишения. Писатель хотел, чтобы в душах его читателей не осталось места равнодушию, но родилось сопереживание, желание помочь, избавить детей от столь несправедливой доли.

«Я стоял с книгой в руках, ошеломленный и потрясенный и этим замирающим криком девушки, и вспышкой гнева, и отчаяния самого автора... Зачем же, зачем он написал это?.. Такое ужасное и такое жестокое. Ведь он мог написать иначе... Но нет. Я почувствовал, что он не мог, что было именно так, и он только видит этот ужас и сам так же потрясен, как и я... И вот к замирающему крику бедной одинокой девочки присоединяется отчаяние, боль и гнев его собственного сердца... <…>

Эта картина сразу осветила для меня, точно молния, все обрывки, так безразлично мелькавшие при поверхностном чтении. Я с грустью вспомнил, что пропустил столько времени... Теперь я решил использовать остальное: я жадно читал еще часа два, уже не отрываясь до прихода брата...»

(Короленко В. Г. Мое первое знакомство с Диккенсом. 1912)

И что вы думаете! Сила влияния писателя на его родине перешагнула рамки литературы и оказалась так велика, что…

Малышка Нелл
(роман "Лавка древностей")

«Находились богатые люди, которые, прочитав о братьях Чирибл, одумывались и основывали благотворительные учреждения; жестокосердные бывали тронуты; детям – это достоверно известно – после выхода "Оливера Твиста" стали подавать больше милостыни, правительство взялось за улучшение приютов для бедных и стало контролировать частные школы. Благодаря Диккенсу в Англии стало больше жалости и сочувствия друг к другу, смягчились судьбы многих и многих бедняков и неудачников. Я знаю, что такие чрезвычайные последствия не имеют ничего общего с эстетической оценкой художественного произведения, но они важны как свидетельство того, что каждое подлинно великое произведение, выходя за пределы мира фантазии, где творческая воля художника может свободно придать событиям любой поворот, преобразует и реальную действительность. Преобразует реальное, зримое, а затем и самую температуру восприятия чувств».

(Цвейг С. Диккенс)

Что там говорить, книги Чарльза Диккенса многих берут в плен и уже никогда не отпускают. Если сам Лев Николаевич Толстой называл английского писателя своим любимым, если душу самого Федора Михайловича Достоевского затронули добрые и чистые герои великого Боза…

Продолжая тему горячего участия к судьбе детей, присущего выдающемуся англичанину, скажем, что во время своей поездки в Соединенные Штаты Америки он посетил различные заведения. Были среди них и те, в которых жили дети, как сейчас говорят, с ограниченными возможностями здоровья. И вот какие проникновенные строки вышли будто из самого сердца писателя.

«Вы, имеющие глаза, но не видящие, и имеющие уши, но не  слышащие; вы, ханжи с унылыми лицами, уродующие себя для того, чтобы люди думали, будто вы блюдете пост, – поучитесь здоровой веселости и кроткому довольству у глухих, немых и слепых! Самозванные святые с мрачным ликом, это невидящее, неслышащее и неговорящее дитя может преподать вам урок, которому вам не мешало бы следовать. Пусть рука этой несчастной девочки легонько ляжет на ваше сердце, – быть может, целительное ее прикосновение будет подобно прикосновению великого творца, чьи заповеди вы искажаете, чьи уроки извращаете, чьему милосердию и состраданию ко всему живому ни один из вас в своих повседневных деяниях не подражает до такой степени, как многие из самых закоренелых грешников, которым вы ничего не прощаете, а лишь предрекаете гибель!»

(Диккенс Ч. Американские заметки)

Этот человек, разумеется, не был идеальным, потому что совершал поступки и принимал решения, не позволяющие его к таковым причислить. Но, думаю, самое главное всегда заключается в том, чего больше ты сумел подарить миру, добра или зла, к чему стремился сам и о чем призывал задуматься других, чего стыдился и чем гордился, скольких утешил и скольким дал надежду, сколько слёз осушил и сколько улыбок осветили лица благодаря тебе.

«В этом мире пользу приносит каждый, <…> кто облегчает бремя другого человека». (Диккенс Ч. Наш общий друг)

Думается, Чарльз Диккенс в этом смысле может быть на свой счет спокоен. Он и сам осознавал путь, которым шел всю свою недлинную жизнь.

«Говорить о себе и о своих книгах – трудное дело. Но сегодня, пожалуй, не будет неуместным, если я осмелюсь сказать несколько слов о том, как рождались эти мои книги. Мною владело серьезное и смиренное желание – и оно не покинет меня никогда – сделать так, чтобы в мире стало больше безобидного веселья и бодрости. Я чувствовал, что мир достоин не только презрения; что в нем стоит жить, по многим причинам. Я стремился отыскать, как выразился профессор, зерно добра, которое Творец заронил даже в самые злые души. Стремился показать, что добродетель можно найти и в самых глухих закоулках, что неверно, будто она несовместима с бедностью, даже с лохмотьями, – и пронести через всю мою жизнь девиз, выраженный в пламенных словах вашего северного поэта:

Богатство – штамп на золотом

А золотой – мы сами *…»

(Диккенс Ч. Речь на банкете в его честь (Эдинбург, 25 июня 1841 г.))

(*Из стихотворения Роберта Бернса "Честная бедность").

К сожалению, последний, великолепный роман Диккенса «Тайна Эдвина Друда» остался недописанным. По злой иронии судьбы в этом факте будто повторился тот прием, которым одним из первых начал пользоваться Диккенс. Он публиковал свои романы отдельными выпусками и намеренно заканчивал их «на самом интересном месте». Разумеется, читатели в огромном нетерпении ждали продолжения.

Как свидетельствовал Стефан Цвейг в своем очерке: «В день получения почты <…> они никогда не могли заставить себя дожидаться дома почтальона, который наконец-то несет в сумке новую синенькую книжку Боза. Целый месяц они томились в ожидании, они надеялись и спорили, на Доре или на Агнесе женится Копперфильд; радовались, что Микобер опять попал в критическое положение: они ведь знали, что он с честью выйдет из него с помощью горячего пунша и веселого настроения! И неужели они еще должны были ждать, ждать, пока притащится на своей сонной кляче почтальон и разрешит им все эти веселые загадки? Нет, это было свыше их сил.

И год за годом все, от мала до велика, встречали в положенный день почтальона за две мили, лишь бы поскорее получить свою книжку. Уже на обратном пути они принимались читать: кто заглядывал в книгу через плечо соседа, кто начинал читать вслух, и только самые большие добряки во всю прыть бежали домой, чтобы поскорее принести добычу жене и детям».

До сих пор кипят страсти и по поводу «Тайны Эдвина Друда», в пылу которых и авторитетные ученые, и писатели, и простые читатели строят догадки и версии того, что замыслил писатель, как могло развиваться действие, чем закончилась бы эта увлекательная история. Некоторые даже пытались дописывать роман в силу своей фантазии и умения. Вот только никакой почтальон не в силах принести ее окончания, подписанного именем истинного автора…

Скажу о собственном впечатлении: столь захватывающе произведение развивалось на всем своем протяжении, что более сильного разочарования, чем от мысли, что дочитать роман до конца невозможно, не испытывала никогда.

Перу Диккенса принадлежат строки, которые он адресовал памяти своего современника, известного британского писателя Уильяма Теккерея. Несмотря на то, что их отношения нельзя было назвать простыми, это нисколько не отменяло осознания Диккенсом тяжести потери для искусства. Удивительно, но всего через несколько лет эти слова без каких-либо поправок можно было применить к нему самому. Он будто предсказал собственную судьбу.

«А на столе передо мной лежат главы его последнего, недописанного романа*. Нетрудно понять, как грустно становится – особенно писателю – при виде этого свидетельства долго вынашивавшихся замыслов, которым так никогда и не будет дано обрести свое воплощение, планов, чье осуществление едва началось, тщательных приготовлений к долгому путешествию по путям мысли, так и оставшимся непройденными, сияющих целей, которых ему не суждено было достичь. Однако грусть моя порождена лишь мыслью о том, что, когда оборвалась его работа над этим последним его творением, он находился в расцвете сил и таланта».

(Диккенс Ч. Памяти У. М. Теккерея. 1864)

(*Имеется в виду роман "Дени Дюваль" (1863))

И еще несколько фраз о Ч. Диккенсе.

…Мы на русском языке понимаем Диккенса, я уверен, почти так же, как англичане, даже, может быть, любим его не меньше его соотечественников. А однако, как типичен, своеобразен и национален Диккенс.

Ф. М. Достоевский

Не один наблюдательный ум, а фантазия, юмор, поэзия, любовь, которой он, по его выражению, «носил целый океан» в себе, – помогли ему написать всю Англию в живых бессмертных типах и сценах.

И. А. Гончаров

Просейте мировую литературу – останется Диккенс.

Л. Н. Толстой

«Диккенс будет возвращаться из своего забвения каждый раз, когда человеку захочется радости и, изнуренный трагическим напряжением страстей, он потянется к поэзии, одухотворяющей простую жизнь».

С. Цвейг

«Читатель Диккенса хочет, чтобы книги его длились вечно».

Г. К. Честертон

Буду рада, если мое увлечение этим писателем, хотя бы немного отразилось в посте и вызвало у вас желание познакомиться с ним ближе, читая его книги и материалы, ему посвященные. А ведь сегодня мы лишь прикоснулись к его судьбе, и никак не прозвучало многое, являющееся важным в жизни Диккенса: его отношения с женщинами и семья, путешествия и друзья, издательская деятельность и талант оратора, а также чтеца собственных произведений. Остались за пределами нашего разговора множество тем, затронутых в его творчестве, а также то, как великий англичанин повлиял на следующие за ним поколения писателей, не исключая русских.

Надеюсь, что вы захотите открыть их для себя, читая книги и статьи о Диккенсе. Часть этих источников привожу в списке. Основной упор в нем сделан в основном на теме детства и воспитания ребенка.

Источники, отмеченные (*) доступны в электронной библиотеке e-Library.ru студентам, преподавателям и сотрудникам СГУ после первоначальной регистрации с компьютеров, входящих в сеть Саратовского госуниверситета.

И спасибо всем, кто дочитал до конца.

С уважением, ваша Агния.

Чарльз Диккенс (1812-1870)

Список литературы

*Артемова, М. В. Детские образы в творчестве У. Шекспира и Ч. Диккенса / М. В. Артемова // Известия высших учебных заведений. Проблемы полиграфии и издательского дела. 2014. № 4. С. 48-52.

*Бабук, А. В. Мотив детского страдания в контексте англикано-протестантской этики Ч. Диккенса и христологии Ф. М. Достоевского / А. В. Бабук // Вестник Новгородского государственного университета им. Ярослава Мудрого. 2016. № 3 (94). С. 31-34.

*Бабук, А. В. Художественный прием «мир глазами ребенка» в романе Ч. Диккенса «Большие надежды» и Ф. М. Достоевского «Подросток» / А. В. Бабук // Вопросы русской литературы. 2012. № 22 (79). С. 190-207.

*Бычкова, В. А. О парадоксе женских и детских образов в романах Ч. Диккенса: к постановке проблемы / В. А. Бычкова // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2016. № 1 (33). С. 86-92.

*Камардина, Ю. С. Тема воспитания в романе Ч. Диккенса «Жизнь и приключения Дэвида Копперфилда» / Ю. С. Камардина // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. 2015. № 9. С. 142-145.

*Крупенина, М. И. Архетип ребенка как объективация ментальности викторианской эпохи на материале творчества Ч. Диккенса / М. И. Крупенина // Научно-практическая конференция в рамках «Недели науки» ФИЯ МАИ-НИУ, посвящённая 55-летию полёта Ю. Гагарина, Москва, 7 апреля 2016 г. : сборник докладов. Москва : Перо, 2016. С. 245-253.

*Крупенина, М. И. «Неважный народец»: «Большие надежды» и образ детства в викторианской Англии / М. И. Крупенина // Историческая и социально-образовательная мысль. 2015. Т. 7, № 7-2. С. 235-239.

*Крупенина, М. И. Концепция детства в литературе / М. И. Крупенина // Историческая и социально-образовательная мысль. 2015. Т. 7, № 3. С. 202-206.

*Купченко, М. Л. К вопросу о типологии романов Чарльза Диккенса и эволюции жанра романа в его творчестве / М. Л. Купченко // Вестник Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств. 2013. № 2 (15). С. 74-84.

*Лавров, А. Ю. Двигательные и когнитивные нарушения в произведениях Ч. Диккенса / А. Ю. Лавров, О. С. Левин // Неврологический журнал. 2013. Т. 18, № 4. С. 41-47.

Маевская, О. Чарльз Диккенс [Электронный ресурс] : литературно-историческая игра для старшеклассников «За семью печатями» / О. Маевская // Литература : электронное прил. к журн. Изд. дома «Первое сент.». 2011. окт. Материал расположен в папке «Английская литература – русский взгляд».

*Мезенцева, Т. А. Описание эмоциональной сферы в произведениях Чарльза Диккенса / Т. А. Мезенцева // Актуальные проблемы германистики, романистики и русистики. 2011. № 2. С. 94-99.

*Мезенцева, Т. А. Функции эмотивных языковых средств в художественных текстах (на материале произведений Ч. Диккенса) / Т. А. Мезенцева // Иностранные языки: лингвистические и методические аспекты. 2015. № 31. С. 173-177.

Мураткина, Е. Л. Роман Диккенса «Наш общий друг» и Наташа Ростова / Е. Л. Мураткина // Русская литература. 2007. № 2. С. 129-134.

Творческие искания Льва Николаевича Толстого и изучение художественного мира романов Чарльза Диккенса.

*Ощепкова, К. Е. Тема воспитания в романе Чарльза Диккенса «Большие надежды» / К. Е. Ощепкова // Проблемы современной науки и образования. 2014. № 3 (21). С. 74-78.

*Пенская, Е. Н. «Русский Диккенс» в историко-литературном контексте первой половины ХХ века / Е. Н. Пенская // Русский язык и литература в пространстве мировой культуры : материалы XIII Конгресса МАПРЯЛ, Гранада, Испания, 13–20 сентября 2015 г. : в 15 т. Санкт-Петербург : Международное некоммерческое партнерство преподавателей русского языка и литературы «МАПРЯЛ», 2015. Т. 14. Направление 13: Русская литература в мировом литературном процессе: история и современность. С. 517-523.

*Потанина, Н. Л. Диккенс в современной России: актуальные итоги и перспективы исследования (к 200-летию со дня рождения писателя) / Н. Л. Потанина // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные Науки. 2012. № 5 (109). С. 9-16.

Свирина, Н. М. Когда кончается детство? / Н. М. Свирина // Литература : журн. Изд. дома «Первое сент.». 2012. № 2. С. 11-14.

Вариант литературной беседы со школьниками средних классов, в ходе которой учитель не только знакомит учащихся с новыми для них авторами, не только рассказывает о взрослении выдающихся людей, но и предоставляет возможность ребятам свободно рассуждать о самих себе.

Свирина, Н. М. С семьей и без семьи : беседа третья / Н. М. Свирина // Литература : газ. Изд. дома «Первое сент.». 2011. № 10. С. 11-13. Продолж. Начало: № 5.

Суконик, А. Условности и сентименты христианского романа / А. Суконик // Иностранная литература. 2009. № 3. С. 263-271.

О сентиментальности в произведениях Ф. М. Достоевского и Ч. Диккенса.

*Терентьева, Л. М. Духовно-нравственное воспитание подростка в романе Чарльза Диккенса «Оливер Твист» / Л. М. Терентьева, В. И. Потапова // Уникальные исследования XXI века. 2015. № 5. С. 200-202.

Тугушева, М. Взять Бастилию для бедных : [Чарльз Диккенс – 200] / М. Тугушева // Литературная газета. 2012. № 5 (8-14 февр.). С. 5.

*Чудин, Д. А. Вопросы школьного образования в педагогическом наследии Чарльза Диккенса / Д. А. Чудин // Ярославский педагогический вестник. 2007. № 4. С. 22-26.

*Чудин, Д. А. Гуманистические ценности воспитания в педагогическом наследии Чарльза Диккенса / Д. А. Чудин // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. 2008. № 1. С. 157-161.

Шайтанов, И. Литература отправляется на расследование / И. Шайтанов // Литература : прил. к газ. «Первое сент.». 2002. № 43. С. 8-12.

*Шевелева, Т. Н. Изучение творчества Ч. Диккенса в духовно-нравственном аспекте образования высшей школы / Т. Н. Шевелева // Вестник Минского университета. 2014. № 4 (8). С. 22-27.

*Щеголькова, А. О. Тема «детства» в творчестве Ч. Диккенса / А. О. Щеголькова // Новое слово в науке и практике: гипотезы и апробация результатов исследований. 2013. № 3. С. 149-152.

_________________ 

Примечание

* С источниками можно познакомиться в полнотекстовой базе e-Library.ru, доступной студентам, преподавателям и сотрудникам СГУ после первоначальной регистрации с компьютеров, входящих в сеть Саратовского госуниверситета.